Сергей Булыга - Золотое дело

– Будто она кого-то держит, – сказал Савва. – Как младенца.

– Так оно и есть, – сказал Маркел, не оборачиваясь.

– А сколько в ней пудов? – спросил Арсений.

– Это когда как, – сказал Маркел.

– Не бывает когда как, – сказал Арсений.

Маркел грозно обернулся на него.

– Ладно! – сразу же сказал Арсений. – Ладно!

Маркел повернулся к Савве и спросил:

– Чего ещё?

– Ничего, – ответил Савва. – Напишу: «очень тяжёлая».

– Иди пиши, – сказал Маркел.

После чего обернулся к стрельцам и велел опять закутать Бабу, и поплотнее, и живо, потому что скоро отъезжать. Стрельцы стояли на месте, крестились.

– Давайте, давайте! – прикрикнул на них Маркел. – Вам её теперь до Выми караулить. Привыкайте!

Стрельцы с опаской подошли к Бабе и с ещё больше опаской начали её укутывать. Маркел сел к столу, ему подали миску, ложку, он поел, встал, Баба к тому времени была уже укутана, и её потащили к двери, а там по лестнице во двор.

Во дворе уже стояли нарты с десятком собак. Савва протянул Маркелу подорожную. Маркел глянул в неё, прочёл «с бесовским идолом», пожал плечами, ничего на это не сказал, а только велел открывать ворота, и они пошли – стряпчий Маркел Косой, десятник Фрол Жуков и десять стрельцов. А Баба ехала в санях, ей легче всех, думал Маркел, и это правильно, она ведь баба, баб надо жалеть.

И так они шли и шли шесть дней, шли тяжело, иногда крепко мёрзли. Но зато на этот раз никто их нигде не подстерегал и на них не накидывался. Шли по тайге, после полем, после поднялись в гору, и на седьмой день пришли к Щугорскому острожку. Время было светлое, их заметили ещё издалека, поэтому, когда они подошли к воротам, их там ждали. И уже даже узнали Маркела.

– Царёв гонец! Здоровы будем! – закричал с той стороны Тихон Волдырь, их старший, и приказал открывать.

Его люди открыли ворота. Маркел выступил вперёд своих, спросил, который день.

– Февраля двадцатого, – весёлым голосом ответил Волдырь. – Преподобных мучеников Валаамских.

– Верно! – сказал Маркел. – Блюли себя!

И они с Волдырём обнялись. После Волдырь посмотрел на Маркеловых людей, покивал головой, а после посмотрел на нарты, на здоровенный тюк на них, то есть на увёрнутую Бабу, и спросил:

– А это что?

– Это, – сказал Маркел, – то, зачем меня царь к вам посылал.

– Там, что ли, Лугуй? – спросил Волдырь. – В цепях?

– Нет, не Лугуй, – сказал Маркел. – И не в цепях. Лугуй к Сенгепу в Казым убежал, и они там затворились. А Волынский пошёл на Казым.

– Вот как там весело! – сказал Волдырь. – А у нас тишь-тишина. А что в мешке?

Маркел подал подорожную. Волдырь прочёл, потом ещё раз перечёл, покачал головой и сказал:

– Савка подписал. Дурень последний! Кто же так бумаги пишет? Какой тут ещё идол?

– С Великого Мольбища, – ответил Маркел. – Тот самый.

Волдырь посмотрел на Бабу, то есть на тот узел, в который она была увёрнута, подумал и спросил:

– И чего ты теперь хочешь?

– Хочу её царю свезти. По царёву же велению.

Волдырь посмотрел на Маркела, потом на Бабу, потом снова на Маркела и сказал:

– Это, что ли, та самая, золотая?

– Та самая, – ответил Маркел.

– Разворачивай, – сказал Волдырь. – Будем смотреть. Это у нас закон! – сказал он уже громче. – Это у нас хоть воевода, хоть… Всех смотрим! – И махнул рукой.

Маркел повернулся к своим и поднял два пальца. Двое стрельцов вышли вперёд, подступили к нартам, начали развязывать ремни. Волдырь медленно перекрестился. И он смотрел только на Бабу, глаз не отводил. Баба понемногу открывалась. А когда открылась, он зажмурился. После опять открыл глаза, поморгал, повернулся к Маркелу, спросил:

– Сколько в ней весу?

– Взвешивай, – сказал Маркел. Усмехнулся и прибавил: – В Берёзове не стали взвешивать. И даже писать не стали, золотая или нет.

Волдырь опять посмотрел в подорожную, перечитал, где надо, по слогам, криво усмехнулся и сказал:

– Вот дурень Савка! У него за это ещё спросят! Он же бумагу подписывал! Вот его подпись! А печать Волынского! Волынский тоже будет отвечать! А мне что, больше других надо?! Забирай!

И сунул Маркелу подорожную. Развернулся и пошёл в ворота. На полпути остановился и сказал:

– Чего стоите? Завозите. Только в дом я её не пущу. Пусть во дворе стоит, никто её здесь не тронет.

Маркел кивнул своим, собаки потащили нарты, стрельцы пошли за нартами, за стрельцами закрыли ворота.

А дальше было как и должно было быть – все зашли в жилую избу, Волдырь велел накрывать, накрыли. Маркел выставил три бутли передачи, сказал, это от Саввы. Савву сразу помянули добрым словом, сели за стол и посидели как следует, поговорили о том да о сём. Больше, конечно, говорили берёзовские, им же было о чём рассказать – и про Лугуя, и про Игичея. А Маркел рассказывал ещё про то, как воевода взял Куноват и как и из-за чего, правильнее, из-за кого он раздружился с Игичеем… Ну и так далее. То есть обо всём было рассказано подробно, вот только о Бабе ничего не говорили. Молчал о ней Маркел! А уж как ему подливали, и как закуски от него отпихивали, а он всё равно молчал! И так молча и заснул.