Виктор Бакинский - История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

И наконец братья Толстые остались одни. Посидели при ламповом свете и при зажженных свечах, выпили вина, вспомнили о том о сем… Лев Николаевич не стал допытываться ни у Сережи о его Маше-цыганке, ни у Митеньки о его Маше — гм, бог с ними, с обеими Машами!.. Просто пили, ели и веселились. У Сережи блестели глаза. Митенька щурился от света и, пощипывая отросшую жестковатую бороду, заметно радовался, что его ни о чем не спрашивают. На губах Николеньки, для которого, куда бы он ни попал, везде был свой дом, весь вечер блуждала улыбка; ворот Николенькиной рубахи был расстегнут, это молодило его и напоминало детские годы… После долгой разлуки с домом комнаты показались Льву маленькими. Да и обстановка простая — до того простая, что и кроватей на всех не было, и братья, под утро утомившись беседой и слегка захмелев, все четверо по-походному улеглись на полу.

Несколько дней разговоры велись вокруг Кавказа, как и вокруг «турецкого вопроса», и Лев Николаевич не только подводил итоги, но и готовился к новому…

И пришел час, когда необходимо было пуститься в путь, по направлению к Букаресту, к штабу Дунайской армии. Толстой оставил дома Ванюшу Суворова и взял с собой Алексея. Впереди была дорога, неизвестность, война, жизнь или смерть — все впереди было подобно той метели, той ночи блужданий средь снега и ветра, которые его застали на пути в Россию.

Цитаты даются по изданию: Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений, М., ГИХЛ, и публикациям XIX в.

Перевод Э. Капиева. Приводится в сокращении.

Эту историю мне рассказал в 1970 году старый чеченский писатель Халид Ошаев (в то время ему было 73 года), который в отрочестве слышал ее от своего двоюродного дяди, старика Кико Иналова из селения Старые Атаги. Иналов же слышал ее от своего отца, находившегося, по его уверению, на холме в тот момент, когда Хаджи-Мурат столкнулся с солдатами Семена Воронцова.

Другом, приятелем.