Марина Кравцова - Царский венец

И неужели возможно, став духовной преступницей, принимать любовь такого чистого, такого искреннего и убеждённого человека, как Ники?

Его фотографию Аликс хранила в тайне от любопытных глаз. Сейчас она достала её и, грустно разглядывая обожаемое лицо, на которое не могла наглядеться, стала говорить ему так, будто он сам стоял сейчас перед ней и печально смотрел на неё своими прекрасными, добрыми и внимательными глазами:

— Как долго я тебя не видела, любимый мой, бесценный мой Ники! И как горько знать, что теперь я уже не должна стремиться тебя видеть... Ты знаешь, каковы мои чувства, ведь я постоянно писала Элле об этом. Я обдумывала всё это долгое время и только прошу тебя не думать, что мне далось легко моё решение. Мне так плохо, я так несчастна... но... я не могу пойти против своих убеждений. Дорогой мой, ты, чья вера столь глубока, должен понять меня: я считаю, что большой грех менять веру, и я была бы несчастна всю жизнь, зная, что поступила неправильно. Уверена, ты не хотел бы, чтобы я изменила своим убеждениям. Какое счастье может быть в браке, который начинается без благословения Божия? Так как я считаю грехом поменять веру, в которой была воспитана и которую люблю, я никогда не смогу найти мира в душе и потому никогда не смогу быть тебе настоящим другом, который помогал бы тебе в жизни. Потому что всегда что-то будет стоять между нами — отсутствие у меня подлинной убеждённости в вере, которую я приму, и сожаление о той, которую утрачу. Это будет обманом по отношению к Богу, к твоей религии и к тебе. Правильно я думаю или нет, но глубочайшая религиозная убеждённость и чистая совесть по отношению к Богу выше всех земных желаний...

Греция, Египет, Индия, Цейлон, Сингапур, Ява, Китай...

Иная культура, иные люди, обычаи, ритуалы, обряды. Легенды! Отголоски истории! Множество колоссальных впечатлений помогали забыть тревогу, которая после каждого письма Эллы, скорбно сообщавшей ему о том, что твёрдости Аликс им не сломить, вновь охватывала сердце душным кольцом. Каждый день перед сном Николай горячо молился Господу и Его Пречистой Матери — и всё об одном, только об одном...

В путешествии же происходило много такого, что отвлекало Ники от тяжких мыслей. Умиротворяла сама непривычная природа незнакомых стран. Восхищенный цесаревич, вспоминая индийский пейзаж, записал в дневнике: «Полуденные краски неотразимо ласкают и нежат взор. Особенно восхитительны предвечерние часы в заливе Бомбея. С запада золотистыми полосками подымаются лёгкие, как пар, облачка. Взглянешь по одному направлению: бесконечно тянется зелень, чередуясь с белизною прибрежных зданий. С другой стороны обрисовываются горы (гхаты), причудливо выступая своими подобными башенным замкам вершинами. Небо алеет. Над морем оно вскоре становится багровым, над сушей же простирается поблекшей синевой. Вода — изжелта-красная. Мачты и реи, паруса и такелаж судов светятся... Затем вдруг темно, и при лунном сиянии ещё очаровательнее окрестность, — ещё яснее сознание, что мы на Востоке: в Индии».

Как живую воду впитывал в себя юный царевич радушие и гостеприимство народов. В Сиаме власти предложили аборигенам почтить высоких путешественников кто как может. И вот Николай проезжает вдоль длинной вереницы местных жителей, в руках которых клетки с разнообразной живностью, корзины с фруктами и овощами, свёртки тканей и разнообразные поделки. И всё это — от рук своих. И всё — от души.

Масса даров! Даже живых. И когда цесаревич Николай с сопровождающими плыл в страну Восходящего Солнца — Японию, визит в которую завершал его путешествие, на борту корабля уже расположился целый зверинец: три слона, чёрная пантера, обезьянки...

В апреле 1891 года наследник увидел с корабля берег Японии. Странная, прекрасная, самобытная страна, рассеянная в островах, соединённая океанскими волнами... Николай видел скалистые вершины, окрасившиеся розовым цветом. Он видел неестественно яркую зелень, окутывающую скалистый пейзаж. Япония!