Тур появляется внезапно и исчезает в никуда. Никто не знает, откуда он приходит, на чей клич отзывается, на чей плач, где его дом и есть ли тот дом вообще — быть может, это логово, как у зверя лесного, под камнем, что лежал на своём месте всегда и помнит, как начиналось мироздание, под вековой валежиной, затянутой мхами, серыми и зелёными, бледными и яркими, нежными и косматыми, пушистыми, ветвистыми, кожистыми, быть может, его пристанище и логовом не назовёшь — просто место, как у языческого божества, просто лужок у высокого жаркого костра под звёздным куполом небес или, напротив, над бессчётной бездной звёзд. Где остановился Тур, там и дома...
Можно было бы согласиться: что и действительно всё это сказки — про Тура-призрака, про Тура-человека, про Тура-рыцаря, защитника, праведного судью и последнюю надежду поруганного простолюдина, — да недавно видели его воочию беженцы — не один и не два, в свидетельствах коих можно было бы усомниться, а десятки беженцев, уважаемых мужей, честных набожных матерей и достопочтенных старцев, слово которых твёрдо, а речи мудры и прозрачны, как родник, и в правдивости которых нельзя сомневаться, как нельзя усомниться в силе крестного знамения... Он стоял на холме и смотрел на дорогу. Недвижный и величественный. Хозяин здешних мест показался. Лесной бог, знающий тут наперечёт каждый камешек, каждую былинку, благословивший на жизнь, на расплод каждую живую тварь и по каждой живой твари, отец, слезу проливший. Сам Велес, «скотий бог», оставивший капище своё, высокий покровитель сказителей и поэзии... Или оборотень? Сын древнего турьего рода, брат туров могучих, гуляющих привольно по бескрайним литовским равнинам, по тёмным тысячелетним лесам, ровесникам библейского ковчега?..
Под шлемом дивным лица не увидать. А шлем сей Тур на людях не снимает. Почему — о том никому не известно. Кажется, нет нужды скрывать лицо тому, кто творит добро и не отступает от неписаных законов справедливости. Но не кажет он лица. Те, кто Тура ближе видел, кто малодушие своё превозмог и дерзнул полюбопытствовать, поднять глаза, рассмотрели его шлем: из турьего черепа искусно выточен, искусно же турьей кожей оклеен — ни саблей, ни нулей его не пробить; сделаны в кости узкие прорези для глаз, а по низу, по кромке, да по краям глазниц — отделан этот шлем серебром...
Здесь, да простит нас читатель, мы не можем отказать себе в удовольствии совершить небольшой экскурс в область истории шлема воинского, рыцарского и шлема ритуального. Тем более что экскурс сей тут будет как бы и к месту и со всей очевидностью покажет, сколь скромен, незатейлив был шлем, надёжно защищавший нашего героя, и в то же время сколь древние традиции этот предмет имеет. История знает воинских шлемов множество: разных форм — бочковидных, горшкообразных — грейтхельмов, или топфхельмов, каркасных, клёпанных и литых, с забралами и без, бронзовых и медных, костяных, железных шляп, арметов, бургиньотов, или штурмаков, бауннетов, или «собачьих морд», морнонов, саладов, кабассетов, «жабьих голов» и прочих и с невероятным разнообразием нашлемных фигур, называемых также клейнодами, какое только может позволить себе человеческая фантазия. Наиболее часто встречавшееся украшение шлемов — рога. Ослепительно сияли в солнечных лучах спиралевидные золотые рога на шлеме у Юпитера Аммона; рога его считались эмблемой прибывающей божественной силы. Золотой шлем у Александра Великого, которого подвластные ему народы ещё при жизни возводили в степень божества, был украшен рогами овна. У остготского короля Германариха на шлеме красовались толстые воловьи рога. Бараньими рожками украшались шлемы этрусских воинов. У немецких рыцарей-крестоносцев — тевтонцев, ливонцев, равно как у крестоносцев английских и французских, не только рога на шлемах были, но и птичьи перья, и крылья, и сами птицы, орлы или лебеди, и крылатая богиня Ника, дарующая победу над силами зла и приобщающая героя к бессмертию, к вечности, и стрелы арбалетные, и громовые стрелы, а также благословляющие руки, гребни, шипы, виноградные гроздья, личины драконов, пегасы, сирены, сфинксы и прочие фантастические существа. Эти нашлемные фигуры служили не только для защиты головы и для устрашения противника, но и в качестве амулета, защитника от несчастий и колдовства, залога успеха, залога победы, а впоследствии, когда вошли в моду рыцарские турниры, становились определённым условным знаком между рыцарем и прославляемой им дамой.
Читать дальше