Сергей Зайцев - Тур — воин вереска

— Осторожнее, господин капитан, — предупредил часовой. — У него сабля, и биться он мастер — мы видели это в бою.

— Но я ведь тоже знаю, как правильно шпагу держать, — не без укора ответил Оберг.

И капитан двинулся к Туру, поджидавшему его недвижно, будто статуя. Только недавно развиднелось. Было зябко. Клочья тумана запутались в кронах высоких сосен. На травах и камнях блестела роса — слёзы Авроры, оплакивающей своих двоих сыновей [92] В римской мифологии Аврора — богиня утренней зари. Тифон, брат троянского царя Приама, полюбив Аврору, похитил её, и она родила ему двоих сыновей — Мемнона и Эмафиона, которые погибли безвременно. Аврора вечно оплакивала их смерть, орошая землю утренней росой. .

Когда капитан подошёл к Туру совсем близко, — а туманная дымка к тому времени ещё и несколько развеялась, — Оберг увидел, что тот стоит уже с обнажённой саблей. Яснее всяких слов говорила эта сабля: ночная битва, состоявшаяся накануне, ещё не окончена, и если кто-то посчитал, что, добившись своего и переправившись через реку, одержал верх, то это он поторопился так посчитать, и если кто-то, ступив на берег, увидел вместо войска храброго груды остывающих тел и решил, что дорога в любую сторону открыта, то это он явно ошибся. Лишними здесь были бы любые слова, и Оберг извлёк из ножен шпагу.

С минуту они стояли недвижно, глядя противнику в глаза, изучая противника и как бы рассчитывая во взоре его угадать слабину. Кто хоть раз защищал свою честь в поединке, знает, как много можно узнать по глазам человека, направляющего на тебя оружие и подставляющего под твоё оружие свою грудь...

Это были противники, достойные один другого, — оба уверенные в своих силах, в своей правоте и в собственной грядущей победе. Не угадали они во взорах друг друга никакой слабины, взоры у обоих были тверды, оба в равной мере полнились силами и решимостью.

С первым солнечным лучом они скрестили клинки. И зазвенела, заскрежетала над полем сталь. Отбили первые выпады, ударились грудь в грудь, но тот и другой устояли на ногах. И вторые отбили они выпады, ударились плечо в плечо, однако оба удержались от падения, ни у кого не поскользнулась на росе, не подвела нога. И целили друг другу в лицо, потом целили в сердце, но всякий раз отбивали точные удары или уходили от них. Ни у кого из них, — похоже, равных, — не было причин усомниться в своих мужестве и отваге. И к умению воинскому они прибегали, и к хитростям, и к уловкам, к обманным ударам, оба были искусны и держали себя в руках, попусту дух не распаляли, не поддавались гневу, не совершали ошибок, на мякину не велись — были оба опытные воины...

Время шло, а никто не мог взять верх. Уже и дышали тяжело, и пот по лицам струился, и всё труднее становилось руку поднимать, чтобы точнее ударить... Но случилась у них вынужденная передышка — когда заметил капитан, что верные его солдаты, заслышав звон клинков, пришли от лагеря. Тогда опустил он шпагу и велел солдатам не вмешиваться, каков бы ни вышел сегодня расклад; капитан приказал им отойти к лагерю.

Солдаты выразили недовольство, но приказу последовали. А Оберг и Тур с молчаливого обоюдного согласия приостановили поединок, присели на камни отдохнуть.

Сняв шляпу и утирая со лба пот, капитан сказал:

— В истории уже бывали такие поединки, когда ни один из противников не мог победить. Приходит на память мне рыцарь Роланд, который бился с рыцарем Оливье, сыном Рэнье, повелителя Генуи, — замолчав на минуту, Оберг испытующе взглянул на Тура, как бы желая узнать, понимает ли тот, о чём он сейчас говорит, и знакомы ли ему названные имена; но Тур, кажется, слушал его равнодушно, и трудно было понять, знакомы ли этому могучему воину имена средневековых европейских рыцарей, личностей легендарных; и Оберг продолжил: — Они тоже бились долго, господин Тур, и смертельно устали, и захотели пить. Тогда Оливье послал слугу за бутылкой вина или кларета... Могу и я сейчас крикнуть часовым, и они принесут нам вина... Что скажете на это, господин Тур?

Тур молча смотрел на него, холодны были глаза в прорезях шлема.

Оберг улыбнулся.

— За кубком вина мы могли бы поладить — и решить дело миром. Разве не достаточно мы уже пролили крови? И разве не достаточно сейчас испытали друг друга?.. Моё войско пройдёт через эти земли, никому не причинив вреда. У солдат, идущих со мной, достаточно меди и серебра, чтобы купить себе пропитание, чтобы никого не грабить. Я обещаю, я честью поклянусь, что от моих людей ни один крестьянин здесь не пострадает... После моей клятвы будет ли смысл продолжать нашу битву?