Сергей Зайцев - Тур — воин вереска

— Держать строй! Атаковать!.. — скомандовал между тем Оберг.

Но и его команду услышали только те, что были справа и слева. Тогда капитан, подняв выше шпагу, сам ринулся на врага. За ним последовали десяток драгун, потом другой, третий, и вот уже сотня за сотней, сдвинувшись с места, пошли следом рысью. Летели вперёд, нацелив во тьму острые клинки.

Тут-то конницы и сошлись. Удар был страшен. Сшиблись кони грудь в грудь, ударились всадники плечо в плечо, пронзили один другого пиками, шпагами, саблями. Могучим напором спереди и сзади иные были выброшены вверх, подняты вместе с лошадьми; оглушённые или бездыханные, они тут же пали на плечи товарищей, сокрушая их, увлекая на землю, под копыта конницы, умножая жертвы. Оберга миловал Бог, его конь удержался на ногах. Однако натиск противника оказался столь силён, что распались первые цепи драгун, и атакующие ударили в самую гущу шведских солдат. Все успевшие переправиться были опрокинуты обратно в реку. Теснили к воде и драгун, разделённых на две части, и те ничего не могли поделать, отступали, отступали; приседали под неудержимым натиском их кони, копыта скользили по траве, по песку, по мёртвым телам.

Противники сошлись друг другу под стать. Звенели клинки, лилась кровь, ломались пики, со страшным хрустом переламывались кости, ударяли кулаки, грызлись кони. Противник, вихрем налетевший в ночи, всё наседал, и давил, и сокрушал; облитый серебряным светом луны, разил и разил Минотавр, к которому стремился пробиться через сумятицу боя капитан Оберг... или уж не Минотавр это дрался, а могучий рыцарь, сошедший с рисунков из старинных книг, какими Оберг зачитывался с детства. Но, верно, не судьба была Обергу пробиться к этому рыцарю; живой, бурлящий поток людей, коней относил его назад и назад, всё дальше к реке, наконец — с берега в воду; всё пятился, отступал под ним верный конь, только видел капитан, как где-то там, наверху, под звёздными небесами, могучий рыцарь тяжёлыми и точными ударами руки, кошмарной сабли своей поражал и разбрасывал на стороны его доблестных солдат.

Собравшись с силами, повинуясь новому громогласному призыву капитана, шведские драгуны и пехотинцы кинулись на врага в едином порыве. И вроде сначала атака удалась, и рвался у Оберга из груди новый клич вместе с ликованием. Однако и неприятель, достойнейший из достойных, собрался с силами, и он поднажал и опять опрокинул смельчаков.

Снова и снова сбрасывали драгун и пехотинцев в реку. Дышали тяжело и с той, и с другой стороны. С трудом уж поднимались руки, не выдерживала, ломалась сталь. Многие, очень многие полегли — по их бездыханным телам ходили, на телах их боролись, на них валились новые тела; кровь изобильными ручьями стекала в реку.

Время шло. Уже и луна поднялась высоко, затем пошла под уклон, и поблекли звёзды, и стал серым восток, и посветлело...

Тут и увидели шведы, что напавших на них было не так уж и много. Можно даже сказать, что было их до обидного немного, и было поразительно, что этим нападавшим так много удалось. Рассчитывать они могли разве что на внезапность, на мощь первой атаки, на первый, сокрушающий и всё сминающий удар во тьме — в союзе с неизвестностью. А выдержать продолжительный бой, да по правилам войны, да с умелым манёвром — это было не в их силах.

Капитан Оберг воспрянул духом. Его тысяча против ста да при ясном свете — разве не залог это несомненной победы?.. И он посылал на врага всё новые свежие силы; одним направо указывал, другим налево, а сам со всей решительностью ударял в центр. И выходили на берег, выбирались из воды очередные сотни, их подпирали другие, а тех — третьи, и давили на плечи впереди идущим там, на противном берегу; для бодрости, для вящей силы духа развернули знамёна и стучали в гулкие барабаны. И всё меньше было врагов, под ударами шведского оружия таяли они, казавшиеся ночью такими несокрушимыми, таяли, как лёд на весеннем солнце.

...Оберг слышал, что этого человека называли Туром. За ним шли, как за тараном. За ним следовали, позабыв про опасность или презрев опасность. Будто одержимые дьяволом, крутились в седле люди Тура, славные были воины, хотя по виду на воинов не похожи — со шкурами на плечах, со звериными масками на лицах — сыновья первозданных лесов, дети дикой природы. Придя сюда, они явно пришли на смерть, решились на смерть; они и дрались насмерть. Всё меньше их было.

Вот ещё один пал — тот, что задорно и зло кричал петухом, устрашал одних, а других приводил в трепет... замолчал он навеки, сполз с коня на траву с пробитой мушкетной пулей грудью.