Владислав Романов - Смерть во спасение

— А этого когда мы спроворить успели? — ревниво спросил он, обняв жену да взглянув на курчавого мальчонку. — Ликом, кажется, в меня пошёл!

— Помнишь, я к тебе ночью на лодке с Памфилом приплыла? — прижавшись к мужу, шепнула Феодосия. — Счастливой она оказалась.

— Как нарекла-то?

— Александром... — Феодосия покраснела.

Муж как-то шепнул ей, что следующего сына надобно Всеволодом в честь отца назвать, но отец Геннадий посоветовал назвать Александром, и княгиня послушалась монаха.

— Не нашенское имя, у латинян так именовать любят, — недовольствовал Ярослав. — Средь русских истинных князей ни одного Александра не помню. Есть в южных землях один князь Александр Бельский, да уж больно строптивый да заносчивый.

— Коли сам владыка наш окрестил, то и менять имя не будем, — твёрдо возразила Феодосия.

— Хорошо хоть не первенца так нарекла.

Ярослав собрал дружину, прогнал литву, латышей и чудь, разбойничавших в окрестностях вольного града, и не мешкая отправился в Ливонию, надеясь завоевать её, а заодно и прославить подвигами своё имя. После поражения на Липице, да ещё от своего тестя, Ярослав долго ждал своего звёздного часа и вот, вроде бы, дождался. Он и двух недель не пробыл с женой, и все эти дни находился в странном возбуждении. На вече сходил лишь единожды, когда требовалось его личное присутствие, чтобы убедить вольное собрание дать денег на поход в Ливонию да потребовать освобождения Гундаря, который, как выяснилось, раненым попал в плен пять лет назад и находился в узилище. Правда, новгородцы обращались с ним хорошо, помня, что это воевода Ярослава.

— Если мы не приструним немцев на их земле, не сделаем их своими данниками, то покоя от них не будет! — взяв слово, заговорил князь. — А я обещаю вам, что они не только боле грозить нам не станут, но обяжутся привозить нам дань в знак повиновения, что для городской казны совсем будет не лишнее!

Последние слова Всеволодовича потонули в одобрительном гуле, а его уверенный голос и мужественный вид решили исход вече в пользу князя.

— Не стоило бы так крепко обещать, княже, — когда полководец вернулся домой, неуверенно проговорил Шешуня, с которым Ярослав не расставался.

Таинника трудно было узнать: пол-лица, скрытые рыжей окладистой бородой, настолько изменили его облик, что новгородцам, помнившим когда-то молодого десятского со светлыми усиками, и в голову не приходило, что это может быть один и тот же человек. Потому он без боязни представлялся всем Саввой, княжеским меченосцем.

— Что, боишься не побьём нехристь немецкую, — разломив каравай и запивая хлеб любимым капустным рассолом, усмехнулся Всеволодович. — Не веришь в силу князя своего?!

— Князю-то я верю, да только ратное счастье не всегда от собственной силушки зависит. А к чему потом давать повод для насмешек и злых языков?..

Князь мгновенно переменился, маска добродушия слетела с лица, невидимая судорога заставила его дёрнуться.

— Ты знаешь, надсмехаться над собой я никому не позволял! — полыхнув злобой, вымолвил Ярослав.

— Да вот и я о том же! — вздохнул Шешуня, сей же момент сообразив, что спорить с князем по этому поводу бесполезно.

Вошла Феодосия с сыном на руках.

— Сашка не может заснуть, просит ещё раз ему отца показать, — улыбнулась Феодосия. — Вот твой батюшка, Александр Ярославич! Смотри на него, пока кормилец наш на войну не уехал...

Князь подошёл к жене, взял сына на руки, пристально взглянул на чистое личико двухлетнего малыша: светлоглазый, с вьющимися светлыми локонами, розовыми губами и сахарными пышными щёчками, он напоминал райского херувима. Про таких любили толковать святые пастыри.

— На Фёдора-то, первенца, ещё есть надёжа, что из него добрый воин получится. А этот, как ни ворожи, на девку смахивает, — рассмеялся Ярослав.

— Ба-тюш-ка... — прошептал Александр.

— Гляди, глаголит! А жаль, что не девкой уродился, писаная бы красавица была. Ну, нагляделся на отца? — князь передал сына жене. — Неси его спать.

— Батюшка! — уже твёрдо выговорил Сашка и осмысленно взглянул на отца. — На войну!..

— Надо ж, какое слово речёт, — удивился Ярослав. — Ишь чего запоминает.

— А ты девку поминал. Подожди, ещё такой защитник вырастет, гордиться будешь, — повеселел Шешуня. — А что пригож, так ведь не из чертей же наши богатыри вырастали. Такие, как Рюрик, Игорь, Святослав! И красой блистали, и весь мир их боялся.

— Ступай, он тебе сейчас с три короба наплетёт, — махнув жене рукой, нахмурился Ярослав.