Владислав Романов: Смерть во спасение

«Хорошо ли?.. Новгород не вотчина, как Переяславль. Тебя наняли дружину водить да ворогов бить, куда же ты лезешь, княже?» — но этот второй голос, принадлежавший рассудку, был почти им не слышен. И едва он выплыл, как Ярослав тут же его прихлопнул, как сонную муху, ожившую в тепле.

— И буду свои порядки устанавливать! — снова выкрикнул он неизвестно кому.

Он бы долго ещё так бушевал, да слуга доложил: прискакал десятский Шешуня, тайные глаза и уши Ярослава. Несмотря на младые годы — восемнадцать минуло, — он благодаря недюжинной отваге и смекалке стал начальником дружинной десятки, войдя сразу в число уважаемых горожан наравне с сотниками, тысяцкими и воеводами, хорошо ведал, кто среди дружинников в чью пользу настроен. Князь и сговорил его таинничать: слушать все разговоры да тут же ему докладывать, кто, какие коварные умыслы имеет, дабы истреблять их в зародыше.

Шешуня, как тать, выгнувшись по-лисьи, шагнул в горницу, утёр с лица снег овчинной рукавицей, поклонился хозяину, воровато перекрестился на образ Спасителя в углу и сразу же метнулся к князю.

— Горислав, тысяцкий, всех баламутит! — жарко зашептал он. — Мстислав раньше боле других его привечал, а теперь он, видно, в посадники метит. Собрал ныне у себя всю родню в доме да купцов, тобой недовольных, притащил вроде как на честной пир, но чую — ков затевает! Как бы худа не было, княже!

Ярослав вскочил с лавки как ужаленный. Его даже пошатнуло от этих слов. Вцепился руками в столешницу, выпрямился, заскрипев от ярости зубами, широкие ноздри длинного крючковатого носа раздулись, в чёрных глазах сверкнули огненные искры. Он хорошо знал тысяцкого. Тог князю еле кланялся, постоянно зубы скалил да свысока поглядывал.

— Памфил! — вскричал князь.

Прибежал слуга.

— Гундаря зови!

Через мгновение явился и Гундарь, начальник личной княжеской дружины, или гриди, как она ещё со времён Рюрика стала прозываться. Словечко не русское, чужое: так варяги, пришедшие из северных стран, именовали дворовую прислугу; но сие выражение на Руси прижилось.

Гундарь, цепной пёс Ярослава, детинушка под два метра ростом, с чёрным лицом, был вынужден сгибаться в пояс, чтобы войти в низкие двери горницы. Лик свой дружинный голова закоптил, когда работал смолокуром ещё у отца Феодосии Мстислава Мстиславича. Изведав его недюжинную силу, князь Удалой забрал его к себе в малую дружину, а потом отрядил богатыря сторожем дочери-княгини. Так он появился в гриди Всеволодовича, быстро завоевал его дружбу, и тот сделал смолокура главой дворовой дружины. Пары древесных смол так въелись ему в кожу, что её уже нельзя было ничем выбелить. Именно эта чернота да яркие большие глаза придавали его обличью столь грозную свирепость, что лихой народ от одного вида гридского начальника шарахался в сторону.

— Возьмёшь два десятка да поедешь на двор к тысяцкому Гориславу, Шешуня дорогу покажет. Тысяцкого, как собаку, удушить, двор разграбить...

— Сын и жена у него ещё, — подсказал Шешуня.

— Этих в узилище! Добро ваше!

Услышав последние слова, таинник облизнулся, бросил радостный взгляд на Гундаря, но тот нахмурился.

— Не запалим злобой народец, ваша милость? — помолчав, спросил воевода. — Всё-таки не работный холоп, чтоб его без всякого суда и расспроса жизни лишать! Если новгородцы прознают, мигом вспыхнут, не остановишь!

Сто раз был прав дружинный голова, да последние события комом стояли в горле и так озлобили князя, что он в рассудок и входить не хотел.

— Прознают, коли языки распустите! — ожесточившись, взревел Ярослав. — А тут либо я их подомну под себя, либо они меня! Да только второго не будет! Ступай!

Гундарь помедлил, поклонился и вышел. Шешуня рыскнул жадным взором на князя, но, так и не дождавшись ответного, метнулся следом за дружинником.

Вошёл Памфил. Он служил ещё Всеволоду, и Ярослав с детства ценил его спокойный и мудрый нрав. В три года именно Памфил постригал его: мальчику обрезали первые волосы, и он как бы становился мужчиной, воином. Его отбирали от кормилицы и передавали на руки дядьке, пестуну. Вот Памфил и пестовал княжича, учил держаться в седле, владеть копьём и мечом, стрелять из лука да одолевать деревянного болвана. И пестовал заботливо, ласково, так что Ярослав прикипел к нему сердцем. А когда отец умер, он сам приехал к нему и забрал к себе, сделав постельничим, первым слугой в дому. С тех пор они не расставались. Памфил, как верная тень князя, всегда находился рядом. Лишних вопросов никогда не задавал, с поучениями как старший не лез со зрелых ногтей, отличаясь завидным хладнокровием и выдержкой, чего не хватало Ярославу, и это ещё больше их сближало.