— Хочешь, и этих на наших лодчонках похватаем да в море утопим? — возбуждённый сечей, предложил Пелгуй.
— Добро увозят! — проговорил Шешуня, намекая, что не худо было бы и о нём подумать, бояре новгородские строго спросят с князя и об этом.
— Пусть бегут, — усмехнулся Александр. — Надо же кому-то сообщить Эриху Картавому о нашей победе.
Шешуня не стал спорить с Александром.
— Ратмира нашли среди убитых, — шепнул он.
— Где?
Таинник подвёл его к торопчанину. Тот лежал на траве с колотой раной в груди и уже не дышал. Лишь глаза были открыты и ещё озарены блеском отваги. У Александра спазмы перехватили горло. Он опустил голову, стараясь сдержать слёзы. Все молчали.
— Всех убитых перевезём в Новгород и похороним с честью, как героев, — совладав с волнением, проговорил князь. — Нынешний день пятнадцатого июля войдёт в русскую историю как праздник нашего оружия, мужества и силы. Я никогда ещё не видел столько храбрости и отваги. Никогда не зрел стольких героев, легко разгромивших одну из сильнейших дружин в Европе.
С вами, братья мои, мы любого ворога побьём и ходить на Русскую землю ему закажем.
Князь говорил пылко, убеждённо, и все слушали его, раскрыв рты.
— Да здравствует князь Александр! — едва тот умолк, выкрикнул Пелгуй. — Александр Невский!
— Да здравствует князь Невский! — поддержал дозорного Шешуня. — Ура!
— Ура! — закричали все.
К всеобщему одобрению Ярославич поровну поделил захваченное добро между уцелевшими после битвы дружинниками, отказавшись от собственной трети. Ратники на радостях бросились качать своего предводителя. Шешуня попробовал образумить князя: новгородская городская казна всегда забирала треть захваченного имущества, но Александр резко оборвал таинника:
— Я знаю, но надеюсь уговорить бояр. Надо возблагодарить дружинников, вдохнуть в них отвагу, потому что время сражений только начинается, и бояре должны понимать: лучше иметь сильную рать, тогда уцелеют и их деньги, и их жизни. Бояре не обеднеют, недополучив пригоршню серебра, зато наши воины воспрянут духом!
— Я-то всё понимаю, ваша светлость, да боюсь, бояре не дюже понятливы, — вздохнул Шешуня.
— Посмотрим!
Александра чествовали, как героя. Сам архиепископ Спиридон встретил его у ворот, перекрестил, обнял, поздравил с победой.
— Справедливо нарекли тебя, князь, Невским, многая тебе лета!
Новгородцы забросали Ярославича цветами, поднесли хлеб-соль в знак особого уважения. Однако, несмотря на все почести, бояре возмутились самовольством князя в дележе добычи. Никто и никогда ещё не смел отменять установленный закон, и в этом они увидели покушение на саму основу новгородской вольности. Тщетно Александр убеждал бояр, они не захотели и слушать.
— Что ж, коли так, не собираюсь больше княжить в Новгороде! — рассердился князь. — Ищите, кто больше станет радеть за вас.
Он покинул вече, и оно забурлило с новой силой.
— Наше право важнее княжьей воли, — утверждали одни.
— Но и дела ныне не обычные! — кричали другие. — Кто как не дружина защитит нас? Потому князь о ней и порадел, он и себя ущемил.
— Уступим в малом, проиграем в большом! — не соглашались первые. — Он должен был обратиться к вече, с нами решать...
Александр же, вернувшись домой, приказал слугам собирать вещи: они уезжают в Переяславль.
Феодосия вышла к сыну, выслушала его доводы.
— Но бояре же тебя не прогоняют, — заметила она.
— Однако они не хотят соглашаться со мной, а я не хочу и не буду бегать всякий раз за боярским соизволением. Не ради себя стараюсь!
Княгиня пыталась уговорить сына смягчить свой гнев, ей не хотелось уезжать в ненавистный Переяславль, родовое гнездо мужа, но Александр остался непреклонен. Сказывался нрав отца.
— Они считают, что любого можно нанять, что любой князь их выручит, а я не любой! — вскипая гневом и почти бегая по горнице, кричал он. — И если они хотят, чтоб я защищал Новгород, то должны мне доверять и считаться с тем, как я веду дела.
На следующее утро Ярослав вместе с матерью, женой, сыном и своим двором выехал из Новгорода. Весть об отъезде князя мгновенно разнеслась по городу. Многие горожане вышли его проводить и, понурив головы, молча стояли по обеим сторонам дороги, сожалея о его отбытии. Женщины даже всхлипывали, пряча лица. Князь выехал, и новгородцы долго не запирали ворота, точно надеясь, что Александр Ярославич одумается и вернётся. Но прошло минут сорок, княжеский караван скрылся из глаз, и городской воевода махнул рукой стражникам. Ворота закрылись.
Читать дальше