Иван Франко - Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

Я декадент? Вот это вправду ново!
Из жизни взяв всего один момент
И, модное найдя, пустое слово,
Ты вопиешь: «Смотрите, декадент!»

Да, в этих песнях — боль, печаль, забота,
Так жизнь сошлась, дорога ведь крута.
Но есть в них, братец, и другая нота:
Надежда, поля, светлая мечта.

Я не терплю печалиться без цели,
Бесплодно слушать, как звенит в ушах;
Пока я жив, я жить хочу на деле,
Борьба за жизнь меня не вгонит в страх.

Нередко желчь и уксус я глотаю,
Не раз и прел, и хрипнул я, и стыл,
А все-таки изжогой не страдаю,
Катар кишок покуда не добыл.

Какой я декадент? Я сын народа,
Который рвется к солнцу из берлог.
Мой лозунг: труд, и счастье, и свобода,
Я сам — мужик, пролог, не эпилог.

Я за столом не пропущу стакана,
Зато и в драке — тоже не смолчу,
На жизненном пиру скучать не стану,
И в нищете я рук не опущу.

Не паразит я, одуревший с жиру,
Который в будни помнит лишь процент,
А в праздник на «ура» настроит лиру…
Какой же, черт возьми, я декадент?

Привет тебе, цветок, упавший с ветки,
Моя мечта прекрасная, — тебе я
Последний шлю привет!
Пусть в прошлом наши встречи были редки,
Но, вспоминая их, я сердцем млею,
Хоть горек давний след.

Тем, что меня к себе ты не пускала,
В моей груди гасила, заглушала
Любовные мечты, —
Тем женственности идеал высокий
В душе томящейся и одинокой
Навек вписала ты.

Меж нами нынче и леса и горы, —
Но, муть нахлынут злобных мыслей своры,
К тебе стремлюсь душой,
К твоей груди тогда я припадаю,
У стоп твоих я сердцем оживаю,
Все бури голос усмиряет твой.

Когда же ты приходишь в сновиденье, —
Уходят прочь и злоба и смятенье,
Их отгоняю, как лукавых змей;
Весь день тогда душа светла без меры;
Пусть не надежда, не любовь, не вера, —
В ней ясный свет души твоей.

Поняв, что смерти близится година,
Отец, позвав единственного сына,

Сказал, поникнув старой головой:
«Сынок, я вижу, срок приходит мой.

Дал мне господь прожить немало лет,
Добра нажить и поглядеть на свет.

Тебе оставлю все. Добром своим
Ты дорожи, но не дрожи над ним.

Не тщись цель жизни в нем найти своей,
Такая цель убожества страшней.

Сокровищем владеешь ты иным,
Наиважнейшим — сердцем золотым,

Есть разум у тебя, к познаньям дар,
И схлынул ранней юности угар…

Лишь одного на жизненном пути
Тебе желаю: друга обрести».

«Отец, благодарю вас, но, ей-ей,
Не сосчитать мне всех моих друзей!»

«Да, за столом, чтоб коротать досуг…
А как беда, так где он — верный друг?

За семь десятков лет могу назвать
Лишь одного, да то еще как знать».

«Да что вы? За меня, ручаюсь вам,
Любой из них на плаху ляжет сам!»

Отец тут усмехнулся: «Все ж, сынок,
Не худо бы проверить это впрок.

Так вот, телка зарежь, в мешок зашей,
А в ночь ступай с ним, обойди друзей.

Скажи: «Беда! Мной человек убит!»
Просись, пусть друг укроет, приютит.

Так испытав своих друзей, потом
Ты к другу моему направься в дом».

Сын поступил по слову старика.
Как смерклось, на плечи взвалив телка,

Путь выбрал к лучшему из всех дружков
«Живей, — он крикнул, — отмыкай засов».

«Ты с чем в такую пору?»-друг спроси.
«Впусти и дай укрыться. Я убил!»

Но тот не стал ворота отпирать.
«Ступай, — сказал, — а то не миновать

Из-за тебя беды ужасной мне,
Ведь, допытавшись о твоей вине,

С чего начнут? Нагрянут к другу в дом!
Так что стоишь тут со своим мешком?»

Ко всем друзьям в ту ночь стучался сын,
Но не укрыл, не принял ни один.

Нашелся и такой, кто крикнул: «Прочь!
Иль должен буду сам властям помочь…

Ведь скажут: коль дружил с тобою я,
Причастен, значит, и к разбою я».

Так, прогнанный и с этого крыльца,
Бедняк пошел к приятелю отца.