Николай Таратухин - С гитарой по жизни

А мне теперь надо было ходить в городскую школу по четырнадцать километров в день. Мой шестой класс учился во вторую смену. В школу я иногда добирался на товарняке, а обратно шел пешком. Зимой в полной темноте по шпалам в любую погоду. К полустанку прилегал небольшой поселок, в котором была четырехлетняя начальная школа, куда ходил мой средний брат во второй класс. Естественно, мать долго такие условия жизни вытерпеть не смогла. Как только в школах закончились занятия — она уволилась, и мы вернулись в свой дом. Но тут же мать устроилась в строительную организацию работать штукатуром, и мы переехали в поселок Верхне — Садовое к месту ее работы. Строились одноэтажные дома для переселенцев в Крым из средней полосы России. Нужны были крестьяне для работы в садах на замену выселенным татарам. Как выяснилось позже, приезжавшие не имели никакого понятия о садоводстве и сады пришли быстро в упадок.

Проработала мать до августа 1952 года и стала чувствовать себя очень плохо. Уволилась. Все время она жаловалась на боли в желудке. Не знаю, что доконало мать: то ли плохое питание, то ли тоска по нашему отцу? Все время она жаловалась на боли в желудке. Рентген желудка долго не делали по причине отсутствия бария — контрастного вещества, а когда сделали, то отправили в Симферополь на операцию.

Я перешел учиться в вечернюю школу и поступил работать, став кормильцем семьи. Мать после операции прожила более года. Никаких обезболивающих лекарств ей не выписывали, и она страдала от нестерпимой боли. Только когда положили в городскую больницу, то стали колоть лекарства на основе морфия. Похоронить мать мне помогла моя артель, в которой я работал. Братья оказались в детдоме поселка Танковое, что в 20 километрах от Бахчисарая. Я часто их навещал, и мы уходили купаться на речку Бельбек. Наш путь проходил через яблоневые сады, где созревали удивительно вкусные яблоки сорта «Кандыль», которых я нигде, кроме как в Крыму, не видел.

Итак, работать я начал с шестнадцати лет. Устроился на работу в сельскохозяйственную артель, занимающуюся переработкой фруктов и овощей, учеником бондаря. Учитель, а это был могучий, веселый дядька, бережно прививавший мне первые трудовые навыки. Он научил меня обращаться с инструментом, а в бондарном деле его предостаточно. К нему часто приходила дочь примерно моего возраста. Она приносила ему обед, который он делил со мной. Дочь мне очень нравилась. По моим понятиям она была просто красавицей. Я каждый день ожидал ее появления, но попыток сблизиться не делал. С ней у меня завязались очень дружеские отношения. Она сама захотела первой со мной заговорить:

— Здравствуй, ты такой смешной в этом фартуке. Как тебя зовут?

— Николай. А тебя?

— Меня зовут Оксана. Ты учишься у моего папы. Он тебя не обижает?

— Нет. А это ты печешь такие вкусные пирожки?..

Каждый день мы с нею находили общую тему для разговора, тем более, что она училась тоже в седьмом классе дневной школы. А я в вечерней.

После шестимесячного обучения я приступил к самостоятельной работе. Она мне была не в тягость, хотя, когда начинался сезон уборки урожая, а в Крыму это пять месяцев в году, была изнурительно тяжелой. Бочка в артели была основной тарой для упаковки продукции и бондарный цех, (да и другие цеха) работал по 12 часов в сутки. В подготовленные нами бочки заливалась сваренная фруктовая паста, в которую затем добавляли определенную дозу серного ангидрида — защиту от брожения. Закрывать такие бочки надо было максимально быстро чтобы не наглотаться вредных испарений. Работа эта требовала определенной сноровки. Ни в коем случае нельзя было провалить верхнее днище бочки в пасту, промахнувшись мимо паза в клепках. В этом случае, вынимать обратно вымазанное пастой днище и начинать все сначала было просто мучительно. Я очень долго не мог приспособиться, но однажды Оксана, наблюдая за моими мучениями, предложила простой способ.

«А ты попробуй забить парочку гвоздей в днище не глубоко, держись за них, как за ручку и вставляй дно», — сказала она, — а после гвозди вытаскивай».

Я попробовал и все пошло, как по маслу. Хотел поцеловать Оксану, но постеснялся отца, который появился внезапно рядом.

Готовую продукцию отправляли на конфетные фабрики. Работа производилась под открытым небом и здесь я приобщился к радио. Во дворе артели на столбе висел громкоговоритель, как его называли «колокольчик», и вещал он на полную громкость московскую программу. Думаю, что музыкальные передачи были бальзамом в мою отравленную серным ангидридом душу. Зато зимой наступал более спокойный период изготовления новых бочек. Здесь мой учитель приложил немало труда чтобы я познал все тонкости по обработке буковых и дубовых заготовок, называемых клепками, из которых, в конечном счете, получается бочка. Самый значительный инструмент в изготовлении бочек — «шмыга». Это установленный на небольшие ножки перевернутый лезвием вверх длинный фуганок. В столярном деле фуганком доводят поверхности плотно соприкасающихся деревянных деталей. В бондарном — «фугуют» клепки. Чтобы бочка получилась круглой, необходимо строго выдерживать угол наклона между клепками. Перепортил я немало клепок пока научился неплохо делать 200-х литровые бочки.