— Что касается специально Порты, то она колеблется ныне сделать какие-либо уступки из опасения, что, чем больше будет уступлено теперь, тем больше возбудится ревность великих держав. А если это так, то Порта вынуждена будет расплачиваться со всеми за свою нынешнюю сговорчивость, — сказал Савфет-паша, убедившись в дружеском расположении к нему Игнатьева, который всё это предвидел, и считал, что князь Горчаков бессознательно играл на руку Англии, и Австро-Венгрии, с первого слова согласившись на созыв конференции. Светлейший явно полагал совместить полезное с приятным: своё традиционное пребывание в Баден-Бадене с серьёзными обязанностями канцлера России. По-видимому, он надеялся, что вне столиц великих держав, председательство на конференции будет предложено ему.
Слушая доводы Савфета-паши, Николай Павлович не мог не отметить про себя, с какою чисто восточною находчивостью бывший министр иностранных дел Порты сумел построить остроумную защиту интересов Турции на явной бесполезности переговоров, заранее обречённых на выбраковку мирных соглашений представителями крупных европейских государств. «Это действительный абсурд, навязанный мне царём и Горчаковым, — с досадою думал Игнатьев, не делая пока никаких попыток изменить точку зрения Савфета-паши, — абсурд, обнажающий основной порок нашей политики: левой рукой уничтожать то, что сделано правой. Впрочем, чему удивляться? В России издревле сложилось так, что истинно гениальное всегда тормозилось, топилось, дискредитировалось в глазах всего мира, а те, кого впоследствии именовали великими творцами, устранялись от дел. Как ни суди, а сановные временщики не выносят высоты неба, размаха и простора поднебесья; им нужен потолок над головой. И чем он ниже, тем лучше: тогда ничего не надо брать на свою ответственность, нужно лишь изображать неустанную деятельность и заниматься мышиной вознёй».
Вот при такой абсурдной ситуации Николай Павлович и приступил к переговорам. Он снова должен был исправлять ошибки, совершённые другими, и решать нелёгкую задачу, сложную и неблагодарную, в то время, когда главная квартира, ссылаясь на усталость войск, рвалась домой.
Цель переговоров была по-прежнему ясна, но на пути к ней возникло несколько препон, своеобразных барьеров; к сожалению, нисколько не похожих на те, что Игнатьеву приходилось преодолевать верхом на лошади во время царских смотров и манёвров. И первой серьёзной препоной оказывалось то, что демаркационная линия остановила русские войска в двух переходах от столицы османской империи, а это значит, что ключи от Стамбула останутся пока в руках султана.
— Я лично не намерен давать турецкому правительству водить себя за нос, — сказал Игнатьев великому князю, когда тот поинтересовался настроем нового турецкого уполномоченного и примерной датой окончания переговоров. — А что касается Савфета-паши, смею уверить ваше высочество, что никто лучше меня его не знает и не чувствует. Будь мы сейчас в Галлиполи, всё бы прошло без сучка и задоринки, по заранее намеченному плану, а так, — он недовольно скривил губы и рассерженно сказал, что старик ещё попортит ему кровь, вытянет душу. — В переговорах важно не то, что кто-то кого-то словесно подомнёт, сграбастает и бросит на лопатки. Силён не тот, кто повалил, а тот, кто вывернулся. Савфета я нисколько не страшусь, я его знаю, как облупленного, а вот переломить упрямство Порты и Абдул-Хамида будет сложно. Тем более теперь, когда у нас нет ни осадных пушек, ни боеприпасов. Но, повторяю, стоит нам занять господствующие высоты над Босфором и начать бомбардировку турецких кварталов, как ключи от Стамбула в тот же вечер будут меня в руках. Мне доподлинно известно о панике и беспорядках, царящих в османской столице, давно скатившейся к анархии. Мои агенты сообщают об умонастроении османов: они оплакивают свою участь. «С нами всё будет покончено, — говорят они друг другу, — и с нашим городом тоже. Русские всё уничтожат, если мы не признаем их силу и сами не отдадим им ключи от столицы».
Второго февраля русская военная разведка сообщила, что британское правительство приказало своему флоту пройти Дарданеллы и войти в Босфор.
— Тогда и мы войдём в Стамбул, — сказал Игнатьев, понимая, что Англия решила круто изменить политику Европы по отношению к Турции, вставая на её защиту. Не зря ему всю ночь снился клубок военно-политических интриг. — Россия обязана поддерживать высокое давление в котлах своей внешней политики.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу