Олег Игнатьев - Ключи от Стамбула

— Я требую бережливости на русскую кровь! — пылко воскликнул Дмитрий Алексеевич, вовсе не считая нужным действовать напрямик, не считаясь с потерями и уповая на глупость неприятеля. — Не стоит забывать, что против нас действует противник, умудрённый боевым опытом в Боснии, Болгарии, в войне с Сербией и Черногорией, энергичный, храбрый и распорядительный Осман-паша, фанатично преданный султану. — Военный министр был глубоко взволнован, и мысль о «третьей Плевне», которую отстаивал великий князь Николай Николаевич (старший), не сомневавшийся в скором успехе, заведомо бросала его в дрожь. — Если мы и впредь будем рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию.

После небольших дебатов решено было назначить начальником западного отряда генерала Зотова, бравшего штурмом Ведено, резиденцию Шамиля, ускорить ход инженерных работ, более тщательно проводить рекогносцировки, лучше выбирать места для батарей и, наконец, сошлись на том, что надо вызвать из России весь гвардейский корпус.

У Игнатьева и руки опустились, и слёзы брызнули из глаз, когда ему стало известно о неудачном штурме Плевно. «Мы снова отбиты и биты нещадно», — весь день вертелось у него в мозгу.

— Вы похожи на человека, утопившего ведро в колодце в тот самый момент, когда его дом загорелся, — сказал ему Нелидов, когда они повстречались в столовой.

В глубине души Игнатьев понимал, что присутствие государя становится всё более неуместным и стеснительным для армии. Не было в Александре II той энергии и целеустремлённости, которые восхищают слабых, и страшат сильных, опасающихся за своё могущество. Внутри кипело, но исправить, изменить что-либо Николай Павлович не мог. Не в его власти это было. Он хорошо знал сановную челядь с её бесстыдной лестью, подлым раболепием, корыстолюбием и тупостью, лишающими возможности трезво видеть жизнь и здраво рассуждать. Потакая каждому капризу монарха, придворные шуты и лицемеры вселяли в него излишнее самомнение и вредное упрямство. А вернись государь в Петербург, было бы куда как хорошо. Все бы внутренне раскрепостились, чаще собирались на совет и, не пытаясь угодить царю, действовали слаженно и чётко. Ведь взять тех же штабистов! Они знают, сколько нужно лошадей для перевозки осадных орудий из Никополя до Плевны, но и слыхом не слыхивали, что у этих лошадей есть брюхи, требующие фуража, овса и сена. И ездовых надо кормить, не только пушкарей.

«Впрочем, — размышлял Игнатьев, лёжа у себя в палатке, — надо свыкаться с недостатками, присущими более или менее каждому человеку, стараясь избавить себя от дурных качеств».

Екатерина Леонидовна писала ему регулярно, сообщала о здоровье детей и о делах в имении. Он на расстоянии давал советы по ведению хозяйства и освещал военные события.

После второй неудачи под Плевной весь план действий нашей армии подвергся коренному пересмотру. Гурко отошёл в Балканы, оставив Казанлык и поручив болгар попечению местных турок. Войска остались в оборонительном положении, дожидаясь подкрепления. Александр II пожелал держать царскую квартиру в Беле, которую Игнатьев переименовал в «Грязи» из-за массы нечистот и всевозможной дряни. В разговоре с Боткиным Николай Павлович сказал: — Бывают два способа действий: один медленный, систематический, но прочный. Другой — быстрый, решительный, но без риска. Главнокомандующий ухитрился соединить недостатки обоих способов. Мы действуем постоянно необдуманно, неосмотрительно и медленно. Солдаты великолепные, но главные начальники плохие. Общее распоряжение, как боевое, так, в особенности, и хозяйственное, никуда не годится. Лишь Скобелев 2-й и Драгомиров внушают к себе доверие своими боевыми качествами. А многие корпусные и дивизионные командиры уже нравственно осуждены. Бездействие генерала Крылова позволило Осману-паше запастись провизией и боеприпасами не на неделю, не на месяц, на два месяца, — выбросил вперёд два своих пальца Игнатьев, и это выглядело больше, чем упрёком.

— Я вас прекрасно понимаю, — живо отозвался Боткин. — Всякая неудача должна позором ложиться на тех, кто проявил преступную халатность и не сумел воспользоваться доблестью и силой русского воина.

— Пока шли вперёд и надеялись на скорую победу, войска были бодры.

— И удивительно здоровы! — с неподдельным восхищением сказал Сергей Петрович и глаза его за линзами очков, как будто распахнулись настежь. — А теперь стоянка, плохой корм и вредные условия, хотя бы тот же зной и мухи, начинают увеличивать число больных. В основном страдают лихорадкой и поносом.