Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 1. Дарители жизни

Хата ее стояла под посадкой, прилегающей к железной дороге, что называется на отшибе. Это было очень удобно со всех сторон: к ней можно было пройти от вокзала и остаться незамеченным сельчанами, чем пользовались приезжие больные. Но также у нее во дворе можно было проводить ритуалы, сопутствующие шептанию, и тоже без лишних глаз, что было на руку самой целительнице. Особенных каких-то ритуалов, конечно, не было, но банькой, сложенной буквально из подручного материала, Ольга Пантелеевна пользовалась. Честно говоря, это была условная банька, не настоящая — просто место, куда можно было вынести корыто или ушаты с горячей водой и вдоволь поплескаться прямо на устланный деревом пол. Это была немалая роскошь для людей, живущих в хате без удобств. А их в то время ни у кого не было.

Вот в этой бане Ольга Пантелеевна парила девушек, а после просила их стать на тот веник, которым они парились, и повторять после нее: «Выйду из парной байни, стану своим белым бумажным телом на шелков веник; дуну и плюну в четыре ветра буйных. Попрошу из чисто поля четырех братьев — четыре птицы востроносы и долгоносы, окованы носы. Лети из чистого поля, белый кречет, вострый нож и востро копье. Садись, белый кречет, рабе Божией (имярек) на белы груди, на ретиво сердце, режь же ее белы груди тем же вострым ножом, коли же ее ретиво сердце тем же вострым копьем; вынимай из ее ретива сердца, из черной печени и из всей крови горячей еще тоску и кручину.

Полети, белый кречет, понеси, белый кречет, всю тоску и кручину, на воду не опусти, на землю не урони, на стуже не позноби, на ветре не посуши, на солнце не повянь. Донеси всю тоску-кручину, всю сухоту, чахоту и юноту велику до раба Божия (имярек того, кого надо было присушить), где бы его завидеть, где бы его заслышать, хошь бы в чистом поле, хошь бы при расстанье великом, хошь бы при путях-дорогах, хошь бы в парной байне, хошь бы в светлой светлице, хошь бы за столами дубовыми, хошь бы за скатертями печатными, хошь бы за кушаньями сахарными, хошь при мягкой постели, при высоком сголовье, хошь при крепком сне. Садись, белый кречет, на раба Божия (имярек претендента), на белы груди, на ретиво сердце, режь его белы груди тем же вострым ножом, коли его ретиво сердце тем же вострым копьем, клади в его белы груди, в ретиво сердце, в кровь кипучую всю тоску кручину, всю сухоту, всю чахоту, всю вяноту великую во всю силу его могучую, в хоть и плоть его, в семьдесят семь жил, в семьдесят семь суставов, в становой его сустав, во всю буйную голову, в лицо его белое, в брови черные, в уста сахарные, во всю красоту молодецкую. Раб бы Божий (имярек претендента) чах бы чахотой, сох сухотой, вял вянотой в день по солнцу, в ночь по месяцу на полну и на ветху, в перекрой месяцу, во все меженные дни, в утренни и вечерни зори, на всякий час и минуту. Как май месяц мается, так бы раб Божий (имярек претендента) за рабой Божией ходил да маялся. Не мог бы ее ходить и переходить, никаким словом обходить, век по веки, и раб Божий (имярек претендента) по рабе Божией (имярек той, что участвует в ритуале) не мог бы ни жить, ни быть, ни пить, ни есть ни на новцу, ни на полну, ни на ветху, ни на перекрой месяца, во все меженные дни. Как май месяц мается, так же бы раб Божий (имярек претендента) за рабой Божией (имярек той, что участвует в ритуале) ходил и маялся, и не мог бы он ее ни коим словом ходить и переходить, и не мог бы без нее ни пить, ни есть, ни жить, ни быть. Эти мои наговорны слова, которые договорены, которые переговорены, которые назади остались, — берите мои слова вострее вострого ножа, вострее копья, вострей сабли, ярей ключевой воды. И этим моим наговорным словом заключенные слова ключ и замок, ключ щуке, замок в зубы, — щука в море. Ныне и присно, и во веки веков, аминь».

Знала Ольга Пантелеевна и заговоры на красоту и богатство, на здоровье и удачу в пути, от вредных привычек и от сглаза. На любую услугу найдется свой клиент. Так и тут — приходили к Ольге Пантелеевне с совсем неожиданными просьбами, и надо было людям помочь, чтобы наполнить их силой и уверенностью в себе. Это было ее первое правило. Если вдруг она чего-то и не знала, то не отказывала и не разочаровывала ищущего помощи человека, а применяла что называется словесное плацебо — читала охранные молитвы, и одно это уже помогало ему сохранить спокойствие и веру в лучший исход своих исканий.

А более всего знала она заклинания от дьявола, на избавление от порчи и от сглаза.

— Отыди, дьяволе, от храму и от дому сего, от дверей и от всех четырех углов сего. Нет тебе, дьяволе, части и участия, места и покоя, здесь крест Господень! Матерь Христова Пресвятая Богородица, святой Петр, святые евангелисты Иоанн, Лука, Марк, Матфей, святой архангел Михаил, Гавриил, Рафаил, Уриил, Угасил, Егудиил, Варахаил. Силы небесные ликуют: здесь светлые херувимы и серафимы, святой Михаил ныне и по всей вселенной, полки держит святой Петр, палицу держа. Здесь Рождество Предтечи, здесь тебе, дьяволе, нет части и участия, места и покоя, не делай пакости, дьяволе, сему месту и дому и человеку и скоту и всем рабам божьим. Беги отсюда во ад кромешный, где твой настоящий приют и там обретайся. Слово мое крепко, как камень, — шептала она в таких случаях.