Любовь Овсянникова - Эхо вечности. Книга 1. Москва–Багдад

— Это хорошо, моя ласточка, что у нас будет сын. Обязательно назовем его Телесиком. И возьмем Павла. Он богатый.

— Да, — лепетала счастливая Цетка, имея в виду крестное родительство. — Он перед венчанием с Сашей выкрестился, так что можно и его взять.

Здесь мы надолго расстаемся с Цеткой. Поэтому есть смысл сказать, что в начале лета 1920 года родила она Нестору сына Ивана, оставив ему от завещанного отцом имени сказочного персонажа — Ивасик-Телесик — только первую часть. Но Нестору, чувствовавшему, что Гражданская война близится к завершению и что приходит конец его вольнице, было не до сына. Как раз в это время он всеми силами цеплялся за возможность продлить свое легальное существование, причем — в силе и власти. Для этой цели где-то в Харьковской губернии в жалких потугах устроил очередной цирк: собрал общее собрание повстанцев-махновцев. Оно должно было подтвердить факт восстановления потрепанной и раздробленной на отдельные неуправляемые банды Революционной повстанческой армии Украины, для чего избрало Совет революционных повстанцев, ее высший военно-политический орган, во главе с Нестором Махно. Однако эти декларации и символы уже не работали, ибо время мутных потоков уходило в историю.

Это была далеко не та судьба, которую желала для себя Цетка. Она погрузилась в заботы о долгожданном ребенке и просто была счастлива, что Нестор о нем знал и несколько раз держал на руках, целуя в животик. Ведь прикосновение к ребенку отцовских рук — это касания Творца! Это высшее благословение на жизнь.

К несчастью, у вроде бы нормального малыша довольно скоро начал обозначаться порок развития — горб. У Цетки от горя разрывалось сердце и это принудило ее уклоняться от дальнейших встреч с Махно, прятать от него ребенка, которым она еще недавно так гордилась. Неизвестно на что она надеялась, но ей до невыразимой жути было стыдно выглядеть в глазах Махно матерью уродца. Бесспорно, это потрясло бы и Нестора. А в таком состоянии он способен был на любой взрыв с маханием саблями и с пальбой из наганов, потому что только оружием и преданием смерти тех, кто делал его несчастным, он решал проблемы и облегчал свою душу.

Чтобы батька Махно, гроза всея Украины, прослыл отцом горбатого сына, врожденного калеки, убогого дитяти? Да никогда бы он этого не допустил! Понимать это Цетке было страшно! В замешательстве и в слезах, мотивируя свои поступки необходимостью лечиться у знахарок после тяжелых родов, уезжала она из Славгорода в забитые хутора, пряталась от знакомых, от махновцев, от всех, кто мог бы увидеть ребенка и сказать Нестору правду о нем. И там искала костоправов и знахарей для Ивана, истово веря, что нежные и податливые детские кости можно исправить. Она меняла места пребывания и путала следы, чтобы ее не нашли посыльные Нестора.

Но так вечно продолжаться не могло. И отчаявшаяся Цетка придумала выход...

Ради спасения всех, кто стал заложником этой ситуации, она готовилась отдать Ивана в чужие руки, записать на чужое имя, а Нестору объявить, что ребенок умер от младенческого. Внутренне она легко настроилась на это, оставалось найти людей, согласных пойти на сделку. Конечно, умная и расчетливая Цетка была крепко обеспечена Нестором и могла долгие-долгие годы безбедно жить и тайно содержать несчастного Ивана.

Но долго ей прятаться от своего невенчанного мужа не пришлось. Едва их сыну исполнился годик, как Нестор, поджавши хвост, бежал из страны, чтобы умереть на чужбине в грязи и бесславии от своих преступлений — никогда не прощаемых пострадавшими и их потомками.

Отдавать Ивана в чужие руки надобность отпала. При крещении сына и регистрации к церковной книге она даже его отчество написала по истинному отцу — Нестерович.

Вырос Иван, как все горбуны, очень добрым, тихим и печальным. Цетка истово заботилась о нем, вырастила, дала среднее образование, побеспокоилась о профессии, выстроила ему дом рядом со своим.

Сама же после бегства Махно за рубеж присмирела и несколько лет по нему тосковала. А потом вышла замуж за некоего Тищенко, тоже махрового махновца, ибо таков был круг ее знакомых. О детях, конечно, уже не думала, но в 1937 году неожиданно родила дочь Эмилию, Милу. И все повторилось сначала, словно рок висел над ней: как только появился ребенок, так сразу она осталась одна — мужа в конце того же года арестовали и больше она его не видела. О том, что его через несколько дней после ареста расстреляли, она совершенно без удивления и с великим пониманием узнала десятилетия спустя. Однако это не мешало ей пользоваться не только сокровищами от Махно, но и тем, что награбил второй бандит, отец ее дочери.