Том Холт - Козлопеснь

Из этого изложения вы можете заключить, что это была скорее пьеса диалогов, а не хора, и это — мои личные предпочтения. Но особенно я был доволен Обращением к публике, когда глава хора снимает маску, выходит на край сцены и обращается напрямую к зрителям от имени автора. В этой речи я умолял граждан Афин не допустить, чтобы кампании на Сицилии (которой, как вы уже догадались, и была посвящена пьеса) не вышла из под контроля; что эти кампании — в чистом виде государственное пиратство; и хотя в этом нет ничего дурного per se , пускаться на подобные предприятия, не разобравшись окончательно со спартанцами — совершеннейшая дурость. Я говорил, что после того, как Спарта будет превращена в груду щебня, у нас будет целая вечность на завоевание вселенной; пока же нам следует заниматься первоочередными проблемами. Я напоминал каждому о катастрофе времен знаменитого Кимона, когда мы послали всю наши армию и весь наш флот обхаживать Египет, вместо того чтобы сконцентрироваться на борьбе с персами в Ионии, и в итоге потеряли их в болотах. Если это произойдет снова, говорил я, война будет неизбежно проиграна, а империя — потеряна, спартанцы разрушат Длинные стены и оставят город беззащитным.

Когда я показал пьесу Кратину (ибо в те дни я был юн и наивен), тот сразу пришел в скверное расположение духа, что показывало, что пьеса, по его мнению, хороша. Не верьте, будто великие поэты всегда готовы поддержать талантливых новичков; по моему опыту, чем поэт лучше, тем паранояльнее он относится к конкурентам. Так или иначе, я попытался добиться от него хоть каких-то комментариев, и он в итоге признал, что известные шансы на второе место в неудачный год — если все остальные представят фарсы — у пьесы имеются.

— Но ради Бога, — сказал он. — Измени парабасу . Эта сицилийская ерунда — полное дерьмо. Возражать имеет смысл против то, что действительно может быть принято. Никто в здравом уме не станет всерьез рассматривать план завоевания Сицилии.

Лично я считаю, что боги ненавидят разумных людей.

Помните ли вы Диогена, потомка Зевса — сына того скифа, у которого была интрижка с Мирриной, женой благочестивого Эвергета? Ну так вот, его старшего сына, который родился в один год и день со мной, назвали Диогенидом (» сыном потомка Зевса»). Всем было прекрасно известно, кем был его предок на самом деле, и он получил кличку Зевсик.

Я познакомился с этой примечательной личностью, когда собирал свой первый урожай оливок в Филе; он был одним из рабочих-поденщиков, искавших работу. Возможно, вас удивит, почему отпрыск столь знатной фамилии оказался низведен до положения наемного работника — ниже (за вычетом собственно рабства), падать некуда; вспомните, как Ахилл говорит в « Илиаде» , отвергая славу: «лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле, службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый».

♦

Однако Зевсик стал жертвой семейных катастроф, которые могут превратить в руины и знатнейшие из домов. У его отца было семь детей, все сыновья, и ни один из них не умер в детстве.

Диоген прилагал все усилия, чтобы как-то понизить это внушительный число. Он приучил сыновей к кабаньей охоте, скачкам и другим опасным аристократическим развлечениям, но все они оказались одарены от природы и все выжили. Он оставил их, еще отроков, пасти овец в кишащих волками холмах, но они перебили волков камнями из пращей и стали героями. Наконец, во время чумы Диоген переехал со всей семьей в центр Керамика, но единственным ее членом, которого унесла болезнь, оказался он сам.

В результате тридцать акров его виноградников, приносивших достаточно, чтобы числиться во всадническом сословии, оказались поделены на семь участков чуть более четырех акров каждый. Это уже само по себе было достаточно скверно, но поскольку спартанцы выбрали именно этот год, чтобы разорить Архарну, каждый из семерых сыновей Потомка Зевса унаследовал ряды пеньков и сломанных подпорок.

Братья оплатили похороны Диогена, продав его доспехи, записались в гребцы и принялись зарабатывать на жизнь кто чем. Шестеро братьев Зевсика остались в Городе и вскоре заделались присяжными-завсегдатаями, лояльными членами Ордена Трех Оболов, как мы их называли; но сам Зевсик (который, кстати говоря, был самым высоким и крупным мужчиной на моей памяти) решил, что подобная жизнь недостойна потомка фамилии, жившей в Афинах со времен еще до Тезея, и подался в поденщики, надеясь накопить к концу войны достаточно денег, чтобы купить виноградных побегов и засадить свои четыре акра.