Том Холт - Козлопеснь

По меньшей мере один ребенок родится сегодня в Афинах. Ему предстоит вырасти и превратиться в гражданина величайшей демократии, которую только видел мир. Если его не убьют враги на войне или сограждане в суде, он доживет до конца демократии в этом городе — а ей наступит конец, хотя она и заберет с собой множество жизней, а то, что придет ей на смену, вероятно, будет еще ужаснее. Но до тех пор демократия будет продолжать двигаться тем же путем, по которому она шла всегда. Вы все, конечно, слышали о мифических чудовищах с львиными головами, козлиными телами, спинами грифонов и ногами верблюдов, с которыми расправлялись герои древности. Герою грядущего, победителю афинской демократии, придется иметь дела с вот каким чудовищем.

Прежде всего, у него сотня ушей, и все слева. Это позволяет ему слышать все, чего слышать не следует, и во все, что удается ему услышать, оно верит. Оно не слышит, что ему говорят прямо, но если бы и услышало — проигнорировало бы. У него десять тысяч ртов, которые болтают одновременно и которые трижды в день надо кормить. Часто оно говорит с набитыми ртами — например, голосуя за раздачу зерна, которую Город не может себе позволить, но которая позволяет выиграть голоса избирателей. Эти рты скрывают множество длинных, острых зубов, подобных зубам гадюки; ими удобно кусать и убивать, но они бесполезны для пережевывания пищи и усвоения фактов. Голова чудовища лишена глаз, отсутствие которых компенсируется острым обонянием; в результате чудовище не видит, куда оно идет или куда его ведут, не узнает друзей и не избегает врагов, но зато может почуять заговор за тысячу шагов даже против ветра.

Его удивительная голова посажена на длиннющую шею, которая всегда загнута назад. Благодаря этому чудовище видит, что делают все остальные и может заставить их прекратить делать это, но зато неспособно разглядеть, чем занято оно само. Шея растет из могучих плеч, на которые множество подлецов ухитрилось навьючить тяжеленные корзины с их собственными интересами. Эти корзины полны военных кораблей, стрел и доспехов, и их совокупный вес медленно калечит спину чудовища, так что оно уже не может толком дышать, и рано или поздно окончательно сломает ее.

Еще ниже располагается огромное брюхо чудовища. Все, что производит мир, оказывается в этом брюхе; но за отсутствием пищеварительных органов добро, попадающее в брюхо через десять тысяч ртов, вываливается через гигантскую задницу, не принося никому никакой пользы. Из-за этого чудовище страдает постоянным несварением, от которого портится его нрав. Огромная задница чудовища оканчивается длинным колючим хвостом. Чудовище проводит кучу времени, стоя на этом хвосте, и поэтому как бы оно не старалось двигаться вперед, оно не движется никуда.

Огромный вес чудовища поддерживается двумя тоненькими ножками, которые называются Долгими Стенами, и ножки эти заканчиваются бритвенно-острыми когтями. Когти называются Собрание и Суд, и чудовище пользуется ими, чтобы схватить добычу. Однако из-за проблем с перемещением в пространстве чудовищу никогда не хватает скорости, чтобы кого-нибудь схватить, и поэтому источников пищи у него всего два. Во-первых, это изобильный запас протухшего варева, оставшегося с тех времен, когда человек по имени Кимон, охотившийся в Малой Азии на персов, позволил им сбежать, а вместо них принялся ловить греков. Он побросал всех пойманных греков в эту похлебку, и с тех пор чудовище ею питается. Но поскольку ее недостаточно, чтобы поддерживать чудовище на ходу, оно разнообразит свой рацион кусками, вырываемыми из собственного тела. Для этого оно применяет то коготь под названием «Собрание», то коготь под названием «Суд». Раны, причиняемые ими, обычно не зарастают.

Это чудовище находится в середине длинной и запутанной пищевой цепочки, от которой зависит его существование. Например, чудовище кишит паразитами: доносчиками, политиками, наемными воинами, чужеземными правительствами и целой ордой блох. За чудовищем следует туча стервятников, выхватывающих непереваренные блага из его задницы. Из этого множества можно выделить спартанцев, персов и большинство греческих государств — тех из них, которые не оказались в похлебке великого Кимона.

Такая причудливая биология — я не могу назвать это жизненным циклом, ибо чудовище размножается только затем, чтобы сожрать своих отпрысков — приводит к тому, что чудовище оказывает на окружающую среду самый разрушительный эффект. Например, оно отравляет, вытаптывает и обращает в пустоши плодородные земли по всеми миру, в особенности же — в Аттике. Оно загрязняет и море, выпуская в него многие сотни военных кораблей, которые плавают туда-сюда, сжигая города и нарушая торговлю, пока их не утопят враги. Запах непогребенных трупов, гниющей пищи, несправедливых обвинений и разлагающих слухов, висящий вокруг чудовища, настолько мощен, что достигает самих богов, и время от времени они в попытках избавиться от него насылают чуму или уничтожают его армию. Но чудовище очень трудно убить подобными методами, и пока оно не доест до дна кимоново варева или пока гангрена не заведется в нанесенных им себе ранах, оно не умрет от голода или болезней. Следовательно, величайшей угрозой существованию чудовища является оно само; но если родится где-нибудь человек, который не поверит в ужасающие истории о его неуязвимости — скажем, на Сицилии — то он без труда покончит с ним, накормив его отравленным ложью сыром или заплыв ему прямо в задницу на кораблях, отобранных у него же в ходе войны. И хотя чудовище способно разрушать все вокруг, оно совершенно лишено защиты, если не считать двух долгих стен, которые служат ему ногами и соединяют его с морем. Стоит разрушить их – и чудовище лишиться способности стоять и умрет от истощения, небрежения и отчаяния. Жир его сгниет, а плоть обдерут с костей стаи пелопоннесских и азиатских ворон, что всегда кружат поблизости — и тогда, возможно, несколько трудолюбивых аттических земледельцев найдут укрытие в тени его грудной клетки, строя лачуги и выращивая ячмень. Преуспеют они или нет, я не могу сказать; ибо хотя земли вокруг не возделываются уже многие годы, они могут оказаться отравленными кровью, серебром и дерьмом, сочившимися из пор чудовища в течение последней сотни лет, и оттого бесплодными.