Вадим Органов - Воспоминания [2 часть]

К концу смены пришел начальник участка. Он принял решение, что работу в лаве продолжит вторая смена.

На следующий день наша смена добирала пласт третьей смены и такое отставание продолжалось почти неделю. Немцы работали добросовестно и дружно, помогая друг другу, у них было правило не уходить из лавы пока она не будет очищена на положенные полтора метра.

Работалось мне с ними легко и если когда случалось, что из стойки выпадет штырь на котором висела подвеска, то они мне помогали. В редкие перерывы, которые случались из-за отсутствия вагонеток или воздуха, где-то прорывало трубу или еще что-нибудь, они рассказывали, как они жили в Поволжье, как их переселяли в Красноярский край. Туда они выехали всей деревней, обиды мне они не высказывали, как обида, когда мы тут бок о бок. Куда их переселили, как они рассказывали благодарные места. Вся их бригада была из одной деревни и их бригадир был председателем колхоза у них на Поволжье.

Ребята, с кем я приехал, тоже все работали в разные смены и мы другой раз не виделись по несколько дней. Дружба как-то не сложилась.

Тогда все мысли были про Сталинград. Нам страшно было представить, что могло произойти, если фашисты смогут победить. Прошли октябрьские праздники, и вот неожиданное известие о начале нашего наступления под Сталинградом. А потом окружение и пленение целой немецкой армии там. Казалось еще немного и конец войне, придет скорая победа, но незаметно как-то прошла зима и на фронтах наступило затишье.

Редкие письма из дома от родных сообщали об испытываемых ими тяготах. Но было и хорошое, мама писала, что отец жив и обижается на меня, что я ему не написал еще ни одного письма. Сообщила его адрес и строгий наказ написать обязательно. Хорошо можно и написать теперь, когда есть адрес.

Смена продолжалась по всем часов без перерыва на обед и я стал брать с собой в шахту недоеденный оставшийся хлеб и выбирая какой-нибудь спокойный момент присаживался в сторонке и с аппетитом его съедал. Однажды придя к приводу, пока никого не было достал кусок хлеба и в сухомятку начал его жевать. Как раз в этот момент пришла транспортерщица и увидав меня, наверно подумала что я очень мучаюсь с черствой горбушкой, молча достала бутылку молока и отлив в кружку, подала мне.

— Пей не стесняйся.

Хлеб у нас часто оставался и мы стали менять его на молоко. Транспортерщицы, дверные — катк называли девушек, которые дежурили у дверей, перекрывающие штреки для организации определенного движения и правильного потока воздуха в шахте — все они были из близьлежащих деревень и почти у каждой было свое небольшое хозяйство. Наше спасение.

Время полетело быстро, но все чего-то снова ждали, не может же это затишье длиться бесконечно долго. И вот в начале июля мы проснулись под гул, похожий на дальние раскаты грома. Отработав смену, вечером узнали о том, что началась, как потом её назовут, курская битва. Несколько дней слышится этот гул, а с наступлением темноты виделись зарева и всплески от выстрелов орудий. Но вскоре всё это прекратилось, фронт к нашей радости пошел на запад. Вскоре получил получил очередное письмо из дома, где после всех домашних новостей была приписка от сестренки. Она делилась своими впечатлениями от прогремевших в честь победы под Курском и Орлом первых салютов. Нам всем тогда вновь показалось, что скорая полная победа близка.

В начале августа, придя в свое общежитие после третьей смены на шахте, я обнаружил всех наших в странном состоянии, кроме них в нашей комнате был милиционер и двое в штатском. Не успел я понять в чём дело и что происходит.

— Кто вы такой?

Меня подвели к моей кровати. Заправленная постель. Показывают лежащую под кроватью сетку с картошкой.

— Ваша сетка?

— Моя.

А что я должен был сказать? Разговоры тут коротки. Протокол. И далее.

— Пройдемте с нами.

Повезли в Щекино. Там короткий допрос и в камеру. Три дня в КПЗ (камера предварительного заключения). Потом повезли в Тульскую тюрьму. В свою камеру попал только к ужину. Целый день неевши, скромная еда едва удалила мой казалось вечный голод.

Утром знакомство с сокамерниками и советы, как себя вести на суде. Один все время говорил, что если на допросе спрашивали про одну сетку, то ничего и успокаивал, что дальше фронта не пошлют.

Суд был на шахтном дворе. Продолжался не долго. Приговор три года исправительных работ в трудовых лагерях с заменой отправкой в действующий армию. С суда отвели сразу в военкомат, выписали мобилизационное предписание. А из военкомата меня в сопровождении милиционера повезли обратно в город Тула на пересыльный пункт. Мой сопровождающий был уже в пожилом возрасте и за всю дорогу не раз вспомнил недобрым словом всё свое начальство и жаловался мне на свою судьбу.