Виктория Балашова - Елизавета Тюдор

Граф сидел на диване и просматривал какие-то бумаги. Некоторые из них он подносил к свечке и наблюдал, как пламя превращает их в пепел. Видимо, это зрелище его завораживало. Он и так и эдак крутил листок бумаги, подставляя пламени то одну, то другую его сторону.

— Пора, — прошептал Фредерико и, на всякий случай ещё раз оглянувшись, постучал в дверь. Послышались шаги.

— Кого тут принесло? — голос графа звучал раздражённо.

— Мы тут забыли, э-э, откройте, — заискивающе бормотал Фредерико, — нам тут велели отдать вам бумаги…

Громко чертыхаясь, граф начал отпирать засов.

— А вы тоже бываете наивны, — произнёс Фредерико, вонзая кинжал туда, где у графа, как и у всех людей, он надеялся, тоже должно было быть сердце.

Во взгляде де Вилара успели мелькнуть удивление и ненависть. Затем он рухнул на пол, и кровь стала медленно растекаться по его белоснежной рубашке.

Фредерико, не мешкая, захлопнул тяжёлую дверь и вновь оказался на тёмной улице. На ней по-прежнему никого не было видно. Он быстро пошёл к постоялому двору. Он не чувствовал ни облегчения, ни раскаяния. И только пот, струившийся по спине, выдавал его волнение.

— Дело сделано. Пора ехать домой, — прошептал Фредерико лошади на ухо. Та, словно поняв слова хозяина, поскакала вперёд. Цокот копыт гулким эхом раздавался по тёмным улицам Лондона. Постепенно Фредерико начал приходить в себя…

Летом Филипп отбыл на родину — Карлу становилось всё хуже, и он требовал сына к себе. Мария в этот раз провожала мужа спокойно. И не потому, что разлюбила его или стала относиться к их браку проще. Нет. Просто состояние её собственного здоровья становилось всё хуже и хуже. Она понимала, что мужа, скорее всего, больше не увидит, и страдания принимала молча, не сопротивляясь.

Филиппу даже стало жалко жену, но интересы Испании в любом случае требовали его присутствия на родине. Мария, оставшись в полном одиночестве, могла лишь изредка видеть одну свою родственницу, Елизавету. Часто она не звала её к себе, лишь потому что понимала: сестра, к сожалению, займёт английский престол. Наследников Мария родить не смогла. Кто-то другой, но не Елизавета, для Англии являлся ещё худшим выбором. Оставалось смириться с тем, что на трон взойдёт протестантка. Но смириться с этим Марии было сложно.

Брат умер в сентябре. Третий король из «великой тройки» отошёл в мир иной. Генрих, Франциск, теперь Карл… Мария, получив печальное известие, заплакала. Карл был связующим звеном между ней и матерью, человеком, к чьим советам она прислушивалась, чьё мнение уважала. За его сына она вышла замуж, полюбив всем сердцем.

Ночью королеве снились звери: мелкие пушистые твари разевали свои зубастые маленькие пасти и пытались её укусить. Она не имела сил двинуться с места, а они набрасывались на неё и лязгали зубами. Когда твари оказались совсем близко к её лицу, Мария замахала руками и проснулась. Ей стало страшно. Кто они, эти мелкие, но такие страшные животные?

— Враги, — произнесла она вслух, — мои враги мелки, невзрачны на вид. Но кусают больно. Они ждут моей смерти, окружив меня всей стаей. Ждут и смотрят во все глаза, чтобы не упустить тот момент, когда можно будет растерзать моё тело.

Нестерпимо болела голова. Больше в ту ночь она уже не заснула.

Потом Марии снились костры. Языки пламени обжигали её руки и ноги, касались волос, платья. Из костров выскакивали всё те же странные твари. Их пушистый мех не горел в огне, а пасти, так же как в прошлый раз, были огромны и зубасты. Мария стряхивала с юбки цеплявшихся за неё животных, они падали на землю и, улыбаясь во весь рот, повисали на ней снова. В какой-то момент Мария поняла, что они пытаются тащить её в костёр. Своими маленькими лапками и зубами твари тянули её в самое пекло. Она их стряхивала, но обратно к ней прицеплялось куда больше тварей. Они становились всё тяжелее и тяжелее и вскоре она уже не могла их стряхнуть с себя совсем…

Когда пламя готово было поглотить её с головой, Мария проснулась. Её сердце стучало на всю комнату. Звук был похож на тот, что раздавался при сколачивании помоста для казни. «Бух-бух-бух» — ей хотелось закрыть уши, но руки не слушались. Она не могла и пальцем пошевелить. Ей хотелось позвать слуг, врачей, хоть кого-нибудь. Не слушались не только руки. Язык тоже отказывался ей подчиняться.

Всю оставшуюся ночь королева просидела на кровати, слушая, как для неё готовят эшафот. Поутру всё затихло. К ней в комнату зашли помочь одеться и справиться о здоровье. Мария промолчала: о здоровье не шло уже и речи, ей просто хотелось остаться в живых.