Саймон Скэрроу - День цезарей

На ближней из них у ограждения стоял Нарцисс, занятый созерцанием своей разношерстной флотилии, уходящей в море. А рядом с ним виднелась мелкая фигурка Луция, тянущего ручонки в попытке дотянуться до перил. При виде сына горло Катону стиснул комок. Луций был жив, и это привносило облегчение, но спасти его сейчас было невозможно. «Слишком поздно», – сквозила мысль, от которой мукой зашлось сердце.

В отчаянии Катон увидел, как Нарцисс посмотрел вниз и взъерошил мальчонке волосы. Затем он наклонился, поднял его и, придерживая, усадил на перильце, чтобы тот лучше видел. Луций указал на корабли и поднял на Нарцисса глаза. Похоже, они улыбнулись друг другу. Горе Катона сменилось на горькую до тошноты ненависть к Нарциссу. Подлый похититель его сына. Гнусный, коварный изменник, использовавший ребенка для того, чтобы он, Катон, предал своего императора. А теперь он еще о чем-то воркует с Луцием, как любящий душка-дядюшка…

Не было, пожалуй, даже смерти, равной по своей постыдности, мучительности и протяженности той, которую заслуживал Нарцисс. Этот выродок был буквально пропитан кровью своих жертв. Он разрушал счастье и благо всех, кто только встречался ему на пути. Выполнять свою грязную работу он где хитростью, где коварством понуждал Катона с Макроном. При этом всю дорогу утверждал, что действует во благо Рима, но на деле единственной целью его неприглядных дел было самовозвеличивание и самообогащение. Нарцисс был истинным воплощением всего подлого, лживого, эгоистичного и жестокого, что когда-либо разгуливало по земле, и этот ходячий сосуд мерзости безусловно надлежало уничтожить.

Глядя на своего сына в руках этого змея, отравлявшего ему жизнь уже с момента их первой встречи, Катон невольно скрежетнул зубами. Этот изверг погубил его брак, а теперь он же похитил у него сына. Префекту потребовалась максимальная собранность, чтобы не возопить в гневе, не вызвать этого аспида на поединок. Но это было лишь чревато гибелью для него самого; и при этом он даже не узнает, остался ли Луций в живых.

Катон буквально заставил себя отступить от окна; закрыть ставни, спуститься по лестнице и покинуть склад. Возвращаясь своей хоженой дорогой через порт, он твердо решил пуститься за врагом в погоню. Между тем большинство легионеров уже стянулись в бухту, оставались лишь немногие отстающие. Осмелев, начинали появляться из своих жилищ горожане, привлеченные столбами дыма со стороны моря. Катон бесцеремонно проталкивался, не обращая внимания на недовольство и летящие вслед оскорбления. Он знал, что должен добраться до ворот и убедиться, что вход в Остию Макрону с колонной преторианцев открыт.

Надвратные башни были уже на виду, когда народ впереди порскнул в стороны. Спустя секунды стал виден красный гребень центуриона, а за ним – шлемы примерно сорока легионеров: арьергард, которому было указано держать ворота. Сейчас все они, громыхая калигами и позвякивая экипировкой, тяжелой трусцой бежали к отходящим из бухты кораблям. Дождавшись, когда легионеры пробегут мимо, Катон понесся к воротам. Когда он, запыхавшись, подбежал к ним, сердце у него рвалось наружу, а конечности от изнеможения дрожали. Тем не менее, поднатужась из последних сил, ему удалось откинуть запорную балку и вместе со створкой ворот вытесниться наружу.

Причина спешки арьергарда стала сразу же ясна. В полусотне шагов по обочинам ехала строем преторианская кавалерия, а вдоль дороги неожиданно бодро шагали четыре когорты, ведомые Макроном. Завидев своего обвисшего на воротах друга, центурион перешел на бег и подхватил его, когда тот обессиленно прислонился к арочному своду.

– С тобой всё в порядке, дружище? Ты не ранен?

– Нет. Просто отдышаться надо… – Катон, закрыв глаза, какое-то время надрывно дышал. – Луций жив.

– Жив?! Хвала богам!

– Я видел его. С Нарциссом. В бухте.

– Ну так поспешим. – Обернувшись к своим гвардейцам, центурион скомандовал: – Вторая когорта! Ускоренным, за мной!

Не дожидаясь, когда их нагонят, Макрон с Катоном вступили в город и по главной улице поспешили на пристань. Там на грузовой корабль вскарабкались последние легионеры, после чего матросы обрубили концы и длинными веслами оттолкнули судно от причала. Вокруг дохлыми рыбинами лежало большое число кораблей с оснасткой, бесполезно свисающей с мачт и рей. Многие из них горели, а из проулков постепенно появлялись укрывшиеся мореходы, пытаясь хоть как-то спасти свои орудия промысла в клубах черного дыма, щупальца которого напоминали извивающихся змей. Сквозь прогалины в дыму виднелись корабли под командованием Нарцисса, в обход мола берущие курс на юг. В голове пестрой флотилии виднелись три боевые биремы, которые дружной работой весел несли себя вперед уверенно и споро.