Борис Павленок: Преданный и проданный

В дворцовых переходах было темно, грязно и неуютно. Пламя редких свечей металось от проносившихся сквозняков, чёрные тени прыгали меж щелястых от старости брёвен и балок. Оглушительно скрипевшие под шагами Елизаветы половицы бесшумно пропускали многочисленных кошек.

Флигель-адъютант распахнул дверь и проводил императрицу внутрь небольшого покоя. Те же голые почерневшие брёвна, та же полутьма. Несколько человек, сидевших на лавках друг против друга, встали и согнулись в низком поклоне при виде царицы. Она прошла как сквозь строй, кивая напудренным париком, и села в тяжко скрипнувшее кресло под образом Спасителя.

— Приглашаю садиться, господа бояре. Зачем кликали?

В ответ, охая и опираясь на посох, поднялся ближний к ней старик. Сверкнул белками в провалах глазниц, заговорил, шепелявя беззубым ртом:

— Извини, матушка Елизавета Петровна, что оторвали тебя от дела потешного. Но сговорена была встреча на сей день. Мы подумали, не запамятовала ли, часом?

— На голову не жалуюсь. — Елизавета, сняв треуголку, расправила букли парика. — Видишь — явилась.

— Вижу... — Старик пожевал неодобрительно губами. — В машкерадной одёжке.

— А это чтоб не забывали, кто на трон меня поднял. — Улыбнувшаяся было Елизавета встретила насмешливый взгляд старика и нахмурилась, тронула рукой эфес шпаги. — Сё не машкерадная принадлежность, а оружие. И платье — мундир Преображенского полка, коего капитаном и командиром я состою в гвардии по указу Сената. У кого память отшибло, напоминаю.

Боярин ехидно сощурился.

— Пугаешь, матушка? А гвардию кто направлял?.. Оно, конечно, когда многие штыки вместе сдвинуты, на них и сидеть можно. А ну как на один соскользнёшь?

Лицо Елизаветы налилось пунцовым цветом, глаза недобро сверкнули, но поднялся мрачного вида боярин и гаркнул:

— Князь Голицын, пошто свару затеваешь? Дело говори! Нам, Долгоруким, невместно с вами, Голицыными, в одном доме-то быть, не то что в одном покое. Но коль интересы престола требуют, мы пришли сюда и не пререкаться хотим...

С лавки вскочил совсем тщедушный — ну, право, мощи — дедок и заговорил неожиданным басом:

— И то правда. Наш род не чета вашему. Если ты запамятовал, князь, я напомнить могу. Наши предки Святославичи — Глеб, Давид, Олег, Роман, Ярослав — в день второго мая одна тысяча семьдесят второго года, когда мощи Бориса и Глеба прибыли в Киев...

— Врёшь, — грубо оборвали его из стана Долгоруких, — вашу линию ещё доказать надо — седьмая вода на киселе. А вот наши пращуры Святославичи — Всеволод, Святослав, Изяслав ...

Елизавета с размаху ударила, как выстрелила, шпагой по столику, стоящему обочь кресла.

— Господин флигель-адъютант! Кликните стражу на смутьянов! Будем государственный совет держать или орать, кто громче? — Властный голос императрицы повис на звенящей ноте.

Старики, ворча, рассаживались. Князь Голицын продолжил речь:

— Как видишь, матушка Елизавета Петровна, ладу и миру меж нами, родовитыми, не бывать, и потому жену наследнику престола Петру Фёдоровичу надобно искать в других краях.

— Что торопите, не вырос ещё, чтоб жениться. Несмышлён вовсе, дурак дураком, — сокрушённо покачала головой царица.

— Шестнадцатый годок — пора смыслить. А что спешим — пока трон до третьего колена закреплён не будет, всяк позарится на него. Опять, слышь, про убитого Ивана Антоновича гомонка идёт...

— И кого в жёны князю великому присоветуете? — Елизавета хитро из-под опущенных век взглянула на боярина: ответ ей был явно известен.

— Кого-кого... — пробормотал князь. — Будто не знаешь. Согласились мы взять в жёны наследнику принцессу Ангальт-Цербстскую, Софью Фредерику Августу, племянницу женишка вашего покойного Карла Голштинского.

— А не боитесь, что много крови немецкой окажется в жилах русских царей?

— О сбережении русской крови и печёмся. Принцесса приходится кузиной жениху нашему — вашему племяннику. А кроме того, она внучатая племянница короля шведского и происходит из старинного прусского роду. Повенчав три короны, обеспечим доброе соседство России, Швеции и Пруссии, а также влияние на австрийский и польский дворы, нейтралитет Дании, осторожность англичан, внимание Франции и Турции...

Елизавета удовлетворённо рассмеялась:

— Дозрели, стало быть, моховики? А кочевряжились! — Она поднялась. — И быть посему. Бецкой, доканчивайте переговоры с дядюшкой Фридрихом. — Сощурилась: — Тем более, говорят, будто вы с матушкой невесты когда-то в бирюльки игрывали? Или просто языки чешут?