Алексий Лисовин - Княжьи люди [СИ]

Жилята хотел спросить, почему он тут один, но и сам догадался что, скорее всего никому из дружинников не пришло в голову позвать провожатого к своему котлу. А сам напроситься тот не посмел. Поэтому, сказав вместо этого:

— Хлеб да соль. — Жилята подошел к костру и, ответив на приглашение, уселся на кучу лапника. Мордвин вернулся на свое место и снова поднес к огню кусок мяса. Дождавшись пока оно разогреется, он вынул из мешка краюху хлеба, разломил ее пополам и один кусок вместе со свининой протянул гостю.

— Разделим трапезу!

Жилята был сыт, но сейчас учтиво поблагодарил и принял угощение. Некоторое время молчали. Мордвин брал с тряпицы мясо, подогревал его и ел с большим аппетитом. Русич жевал не торопясь. Он видел, что припасов у хозяина не много и не хотел, что бы тот из гостеприимства остался не сытым. Разговор начал именно мордвин. Видимо утолив первый голод он, нанизывая очередной кусок мяса на прутик, спросил:

— Ты ведь Жилята? Мне Путислав говорил про тебя.

— И что говорил? — Дружинник доел угощение и жестом отказался от добавки.

— Сказал, что бы я тебя держался. Назвал тебя самым матерым бойцом.

Жиляте польстило то, как о нем, отозвался суздальский воевода. Зная себе цену, он все же счел не лишним скромно уточнить, что это, несомненно, конечно так и есть, но только именно в этой дружине. И пояснил.

— Дружинники наши — почти сплошь молодняк. Мало кому из них есть уже двадцать. В походы как этот, они не ходили. Что тут да как знают лишь понаслышке. Вот я и приставлен, их опекать, что б они по молодости дров не наломали.

— Да. — После некоторого раздумья согласился мордвин. — Я заметил, воины ваши хоть и молодые, а делают все правильно. Сразу видать — их крепко учили. — Он помолчал, нанизывая на прутик последний кусок мяса. — А этот отрок, для чего он в походе?

Жилята какое-то время был в недоумении, не сразу осознав, что «отроком назвали сына воеводы. Сообразив, он даже возмутился.

— Какой же он отрок? Ему почти пятнадцать. Самое время становиться воином! Я тоже через пару лет, сына с собой начну брать в походы. Да я и сам рос точно так же! А как же иначе? Или у вас воинов как то иначе растят? Ответь! Ты я вижу тоже воин!

Мирята сунул в рот мясо, долго жевал его и только потом, чувствуя на себе пытливый взгляд дружинника, нехотя ответил.

— Сейчас я служу вашему князю. Нужен был человек, который знает эти места. Я знаю. Откуда? — Провожатый указал прутиком на углубление, в котором после костра, ярко рдели горячие угли. — Видишь ямку? Почему она здесь?

Жилята хмыкнув, пожал плечами.

— От выворотня должно быть осталась. В лесу такое — обычное дело.

Мирята, тщательно собрал оставшиеся от дров щепки и прутики и положил их на угли.

— Сосна здесь была! — Он что-то поискал вокруг глазами, но в темноте видимо не нашел и развел руки на всю ширину. — Ствол в три обхвата. Или больше. Местные ее срубили, а я потом пень от неё выкорчевывал. Яма была! Сейчас-то смотри, почти затянулась. А там вон — он ткнул пальцем в сторону поля — там то и вовсе уже не видать — распахали! А было их там! Лесок там был раньше. Деревья срубили, а корни от них. — Мирята в свете занявшегося огонька продемонстрировал широкие, с блюдце размером ладони. — Вот этими руками я рвал из земли. — Он замолчал. Подобрал свой прутик, откусил у него кончик и таким образом заострив, принялся ковыряться в зубах, глядя на впавшего в задумчивость Жиляту. Тот, прикинув, что то, догадался:

— Ты жил, здесь что ли?

Мордвин сплюнул в темноту, аккуратно свернул и убрал в мешок скатерть и лишь после этого начал рассказывать про то, как примерно четыре года назад, мордовское племя мокша поссорилось с мордовским же племенем эрзя. Такое между ними случалось постоянно и часто заканчивалось кровопролитием. Так же было и в этот раз. Малое войско мокшан, встретилось на поле брани с эрзянами, и было разбито. Некоторые воины попали в плен. Троих из них привезли в эту твердь. За зиму они оправились от ран и ждали, что свои вот-вот их обменяют. Но не дождались и весной их погнали работать.

— Пни корчевали для нового поля. — Мирята поежился так, что казалось, стал уже в плечах. — Тяжко. Один из нас еще в месяц травень, пуп сорвал и с этого помер. А осенью захмурело, дожди затянули, я сильно захворал и слег. Товарищу в помощь холопа послали. Но тот с ним работать не захотел. Все же таки воин, хотя бы и пленный. В общем, ослушался хозяев, и его зарезали. Я остался один. Думал, преставлюсь. Хворь не отпускала. Видел шалашик на берегу? Вот в нем до морозов я и лежал. Готовился уже отправиться в тонаши. Куда это? Далеко! У нас так загробный мир называют. Лежал и по обычаю, вспоминал я пращуров. Мнил о том, как они меня встретят. Но, как видно, прежде срока. — Мирята замолчал, глянул на тускло светившие звезды и продолжил. — Господь мне послал слугу своего. Преподобный отец Дамиан явился, сюда и принес слово Божие. Вот он меня из плена и выкупил. Чем заплатил, того я не знаю. Преподобный отче, не открыл мне этого. Сказал, что я ему ни чего не должен и волен идти, куда сам пожелаю. Он же открыл мне свет истинной веры. Той же весной, после поста я был окрещен в храме пресвятой Богородицы. — С этими словами он осенил себя крестным знамением, достал из-под одежды деревянный крестик и поцеловал его. Жилята отметил про себя правильность действий раба божьего Александра, вслух же сказал, что преподобный отче, вне всяких сомнений, святой человек и тут же поинтересовался.