-- Да ты что же?.. Смеешься, что ли, надо мною? То радуешься, что я хочу жениться на тебе, то вон гонишь!
-- Ступай вон, не то позову своих и тебя, дерзкий, палками прогонят.
-- Так ты вот как? Хорошо... это тебе даром не пройдет... Спесива ты была царской невестой, да сплыла... Постой, я покажу вам всем, как надо мною глумиться... будете помнить! -- погрозил Тишин и вышел из горницы, сердито хлопнув дверью.
-- Что же это?.. Господи! До чего я дошла?! Какой-то подьячий смеет предложение делать мне, бывшей невесте императора... О горе, горе мне!.. За что эта напасть? За что эта ужасная мука? Что я сделала? Чем провинилась? За что меня преследуют? Даже и тут, в дальней ссылке, мне не дают покоя! -- рыдала княжна Екатерина Долгорукова, оскорбленная до глубины души грубым предложением Тишина.
Действительно, сватовство к Екатерине Долгоруковой не прошло для Тишина даром; княжна пожаловалась на него своему брату и его приятелю, поручику Овцыну.
-- Вот до чего я дожила, вот до чего дошла, что пьяный подьячий смеет свататься за меня!.. Сирота я горькая, беззащитная... некому и заступиться за меня, -- со слезами проговорила княжна Екатерина.
-- Как некому заступиться? А меня-то вы забыли? Нахал Тишин жестоко поплатится за свое сватовство, -- грозно проговорил поручик Овцын, неравнодушный к "разрушенной царской невесте", и с двумя своими товарищами жестоко избил Тишина.
Однако последний был злопамятен; он затаил на время свою обиду и стал выжидать случая отплатить обидчикам. Это не замедлило представиться ему.
Как-то раз князь Иван, будучи под хмельком и нисколько не стесняясь и не боясь Тишина, стал говорить не с должным уважением про императрицу Анну Иоанновну, а первейшего министра Бирона всячески поносил и ругал.
-- Эх, князь, напрасно ты так говоришь, право, напрасно! Держать бы тебе надо свой язык за зубами, -- как бы увещевая Долгорукова, сказал ему Тишин.
-- Я правду говорю.
-- Смотри, как бы тебе за эту "правду" не пришлось поплатиться.
-- Что же, или ты доносить на меня думаешь? -- презрительно спросил князь Иван. -- Так разве ты забыл, что доносчику первый кнут? Да и где тебе доносить! Тебе не поверят: ты стал такой же сибиряк, как и я... Станешь на меня доносить, тебе же голову снесут.
-- Я и не думаю на тебя делать донос, -- проговорил подьячий.
-- А кто же доносчиком на меня будет? Ты знаешь? -- спросил у подьячего захмелевший князь Иван.
-- Знаю, -- ответил Тишин. -- Ваш пристав.
-- Это майор Петров? Ну нет, он на нашей стороне, он задарен и доносить на нас не будет.
Князь Иван говорил правду: пристав Петров был в хороших отношениях с ссыльными Долгоруковыми, и когда подьячий Тишин пожаловался ему на них, то он не обратил никакого внимания на эту жалобу и замял дело.
Тогда Тишин подал донос сибирскому губернатору, причем уже, кроме Долгоруковых, обвинял и Петрова, и березовского воеводу Бобровского за послабления им.
Результатом этого доноса было прибытие в Березов капитана сибирского гарнизона Ушакова, родственника знаменитого начальника тайной канцелярии. Тот явился в мае 1738 года инкогнито, но с секретным предписанием. Ему было поручено прикинуться присланным по повелению императрицы будто бы для того, чтобы разузнать о житье-бытье Долгоруковых и улучшить их положение.
Быть может, несчастным узникам блеснул даже с его приездом луч надежды на избавление от заточения. Ушаков отлично сыграл роль. Он познакомился с Долгоруковыми, с разными березовскими жителями и священниками, водил с ними хлеб-соль, вступал в беседы и таким образом под рукой узнал все, что ему было нужно. В результате немедленно же по его отъезде в Березове был получен приказ из Тобольска -- отделить князя Ивана от жены, братьев и сестер.
Иван Алексеевич был заключен в тесную землянку, где его еле кормили, и притом самой грубой пищей. Землянка была так тесна, что в ней с большим трудом мог поместиться один человек.
Новое несчастье, обрушившееся на князя Ивана, повергло Наталью Борисовну в страшное горе и отчаяние. Несколько раз порывалась она приблизиться к землянке, где томился ее несчастный муж, но солдаты отгоняли ее прочь. Наконец как-то ей удалось вымолить у солдат, чтобы они дозволили ей подойти к землянке, и то ночью.
Крадучись и оглядываясь по сторонам, Наталья Борисовна с небольшим узелком подошла к месту заточения мужа.
-- Что, голубчик, можно ли мне хоть издали увидеться с мужем? -- обратилась она, чуть не плача, к одному из сторожевых солдат.
Читать дальше