Тарас Рыбас - Красный снег

Артем слушал, подергивая ус.

— Ведь вы Трифелова знаете хорошо, — вмешался Буйницкий.

— Да, приходилось встречаться. — И снова к Вишнякову: — Не обижайся. Происходит живой процесс революции. Нам трудно, мы ошибаемся. Важно, чтобы ошибки не затрагивали основы, чтобы мы шли правильным путем. Я уже сказал, встречаться можно с кем угодно. Только примиренчество гони к черту! Приняли-то тебя в Харькове как?

Вишняков взялся за шапку.

— А что приемы? Уголек привезли — никто не поругает. Спросить только надо, как уголек этот достается.

— Кое-что знаем, — подошел Артем к Вишнякову, как бы извиняясь за упоминание о телеграмме. — Но и ты расскажи подробнее, — сказал он, отнимая шапку.

— Ладно уж…

— Не обижайся, иначе не признаю тебя за шахтера! Что не понравилось в Харькове?

— Все хорошо, — махнул рукой Вишняков. — Только с сопляками споры ведут… Будто много пользы от того, что сукино отродье что-то там скажет про советскую власть. Ничего-то в жизни не умеет, только рот, как вороненок, открывает, — корми его жирно!

— А ты ворчливый!

— То, видишь, «примиренец», то ворчливый, — улыбнулся Вишняков.

— Оч-чень хор… — открыл было рот Буйницкий и зажал рукой.

— Чего же не договариваешь? — ухмыльнулся Артем. — Тут уместно сказать: очень хорошо, товарищ Вишняков, и очень плохо, товарищ Артем. Встретить как следует не умеем. Но я надеюсь исправиться. Поживешь с нами, присмотришься к городу и к нам. Не помешает тебе, да и нам польза. — На широком лбу с залысинами разошлись морщины.

Вишняков не стал задерживаться. Присмотреться к городу — значит походить, поговорить с людьми.

…Обстановка была сложная. Фабрично-заводские комитеты главенствовали на предприятиях, как и на шахтах в Донбассе. Старые служащие и инженерный состав в основном оставались на местах. Но и саботаж процветал. Исчезали вагоны с продовольствием и материалами. Всюду спекуляция. Гайдамаки устраивали провокации на улицах. Красногвардейцы стояли па постах, как в прифронтовом городе.

Заводы работали. Вишняков приглядывался к лицам идущих на смену рабочих. Для него имело значение, как они идут, несут ли «тормозки» в руках, что написано на их лицах. «Как у нас…» — удовлетворенно вздыхал он, когда видел бегущего к заводу. Старые вывески на воротах, а жизнь заводская новая. На предприятии Металлосоюза, выпускающем шахтерские лампочки и обушки, он вызвался поработать на погрузке. А потом отправился в литейный цех. В жаре и копоти вдруг заметил знакомую коренастую фигуру. Командует разливкой по опокам:

— Точнее подавай! Еще, еще чуть-чуть!..

«Артем!..» Вишняков ждал, пока он закончит.

— Стало быть, вторая работа?

— Да нет, двадцатая, наверное, — улыбнулся Артем. — А ты тоже где-то руки испачкал… Название предприятию надо менять. Для шахт Донбасса производят. Что, если «Свет шахтера»? Нравится? На каждой лампочке будем писать: «Свет шахтера»!..

Цеховая гарь першила в горле. Жара мучила. Вишнякову казалось, что он дома, среди своих.

Горьким оказался привезенный хлеб.

В Казаринке шумели:

— Вот и вырывайся за продовольствием! Окружены со всех сторон, носа не высунешь!

— Филимон выкрутится, Филимону не впервой, а вот Катерина поплачет. Урядника ей тож могут припомнить!

— Чего зря языки чесать, выручать надо!

— А кто пойдет выручать? Сутолов за контрой гоняется…

Разоружив варту, Сутолов арестовал сотника. В Калистином доме поймал Фофу и теперь отправился к Трофиму Земному брать еще какого-то «врага революции».

Всходящее солнце за Благодатовкой разливало по небу пожарище. Поселок по-северному утопал в ранних снегах. Наступающая длинная зима усиливала уныние. Аресты будоражили, пробуждали смутные надежды, что с ними все и кончится — всех врагов переловят, наступит спокойствие, можно будет подумать, что делать дальше. О чем же теперь думать, если и в Ново-Петровке застава? Те, кто ставит заставы, Сутолову не по зубам.

— Как было, расскажи толковей, — в десятый раз требовал от Варвары Кузьма.

— Да я говорила тебе. Мы выезжали тайком, а Катерина осталась ждать Филимона.

— Нужен нам Филимон!

— Все ведь вместе выезжали…

Алена встретила Пашку:

— Отправляйся за сестрой!

— Если жива, сама вернется, — вызывающе ответил Пашка, в душе веря, что Катерине удастся одурачить казаков и уйти от них.

— У-у, черная твоя душа!

Алене хотелось ударить Пашку, да уж больно жидок, после удара до своих телеграфных проводов не доберется.