Сергей Гуляев - Псы войны

Сбив налетевшего на меня монгольского всадника, я оказался рядом с ним. Монголы повернули и перенесли угол атаки на центр, стараясь окончательно смять центральный отряд «крепких». В этот момент Собутэ увидел меня. На его лице на секунду возникла улыбка, но новый удар монгольской конницы разнес нас в разные стороны.

В этот момент с флангов атаковала тяжелая конница. Ворвавшись в ряды противника, словно зубья железного капкана они почти одновременнодали залп из луков и самострелов. Тяжелые вощеные стрелы насквозь пробивали доспехи, пригвождая всадников к коням или выбивая их из седел. Монгольские ряды дрогнули, и мы понеслись, направляя удар в тыл монгольского войска. Выхватив мечи, всадники обрушились на монголов, выбивая их из седел. Отражая и нанося удары, я почти потерял счет времени. Сейчас для меня не существовало ничего кроме сверкающего на солнце клинка, который пел свою смертоносную песню. Пот и кровь застилали мне глаза, шапка слетела с головы и ветер трепал волосы. В какой-то момент я вылетел из седла. Из шеи лошади торчало оперение стрелы, а она сама била копытами в тщетной попытке встать. Я отбежал в сторону, для того, чтобы продолжить бой в пешем строю или поймать нового коня, всадник которого оказался менее удачливым, чем я.

Сунцы пытались вырваться из капкана, но, потеряв возможность свободного маневра, они не могли образовать единую лаву. Конница нюйчжи наоборот, стремительными ударами отсекала небольшие отряды, и давила их поодиночке.

Солнце медленно перевалило к западу, когда монголы начали отходить. Над полем разнеслась победная дробь барабанов. Войска медленно расходились, собирая раненых. Я пытался найти знакомые флаги и значки, но темнело так быстро, что я ничего не смог рассмотреть. Бросив эти бесплодные попытки, я направился в город, надеясь там отыскать кого-нибудь из своих друзей.

Из города вышли женщины, искать своих мужей и братьев. Одетые в белые одежды, они двигались по полю, словно изгнанные духи, оглашая ночь криками и рыданием. От сырой взрытой земли поднимался пар, который еще больше усиливал всю нереальность происходящего. Наверное, будь на моем месте Есигуй, то он наверняка смог бы более красочно описать все это, но мне оставалось только смотреть на все это и медленно идти к крепостным воротам, которые угадывались по редкой цепочке огней.

Для Айсун этот день тянулся медленно, словно густой мед. Сердце постоянно ныло в предчувствии чего-то непоправимого, но вот звуки битвы стихли, и ликующая толпа высыпала на улицы. Главные ворота были открыты и в них въезжали все новые и новые отряды северной армии, прогнавшие захватчиков от стен. Не помня себя, она бросилась к воротам, но среди возвращавшихся воинов Есигуя не было. Солнце уже опустилось за горизонт, предчувствуя беду, она, схватила фонарь, и побежала за ворота. Она искала и искала, но не могла найти. Наконец она увидела красный плащ, упав на колени, она залилась слезами, оплакивая ушедшую жизнь, но Есигуй еще дышал, слабо, прерывисто, но дышал. Она попыталась поднять его, но из этого ничего не получилось. Слишком тяжело. Она пыталась снова и снова, пока совсем не выбилась из сил. Тогда она положила голову брата себе на колени и стала ждать, когда придет Имлунь Хан — дух смерти, забрать душу в нижний мир. К ее удивлению, ждать пришлось недолго. Имлунь Хан появился из темноты, он спешился со своего черного крылатого коня и сел рядом. Послышались какие-то странные слова. Слезы залили ей глаза. Она пыталась что-то сказать, но рыдания душили ее. Дух смерти что-то сделал, и вновь начал повторять свои заклинания.

Треск разрываемой ткани вернул ее к действительности, словно холодная вода. В этом звуке было столько земного, что Айсун наконец поняла, что это никакой не призрак, а самый настоящий человек. Воин поднял Есигуя и положил его на коня и медленно пошел к воротам.

Она плохо помнила весь путь, но воин шел так, как будто знал дорогу. Он ни разу не спросил ее куда идти и не перепутал ни одного поворота. Только подойдя к воротам, он наконец остановился и пропустил ее вперед.

Служанка и старый привратник выбежали из дома и помогли ей положить Есигуя на каны. Он все еще был без сознания, но уже не был похож на мертвого. Всю оставшуюся ночь, она просидела рядом с братом, и только под утро ненадолго спустилась вниз.

Воин, который принес Есигуя, спал возле входа, подложив под голову кожаную котомку, и накрывшись курткой.

Девушка взяла покрывало и осторожно укрыла гостя. Она хотела сделать еще, что-нибудь, но сейчас гостю больше всего нужен был сон. Подбросив полено в очаг, Айсун вернулась наверх.