Тодор Харманджиев - Спартак — фракиец из племени медов

Начался бой.

Дезертиры и гладиаторы Спартака направились несколькими параллельными колоннами в сторону левого фланга римлян. Крассу не трудно было понять, что Спартак не собирается совершать прорыва, чтобы вовлечь в него всю свою армию, — невозможно себе представить, чтобы он верил в успех этого безнадежного предприятия. Он просто решил пожертвовать собой и теми, кто не может рассчитывать на пощаду. И делает это для того, чтобы спасти легионы своих рабов, которых было большинство.

Так думал Красс.

Но Спартак и на этот раз поступил совершенно неожиданно для римлянина. Дезертиры и гладиаторы, которые шли в параллельных колоннах, перед сближением с противником собрались вдруг в один мощный клин. Значит, Спартак намеревался не только создать беспорядок во вражеском расположении, но и совершить прорыв. Красс был в недоумении. Но он тут же решил не оттягивать сил с центра для предотвращения этого прорыва. Даже если Спартак прорвется через боевые порядки римлян, ему не удастся уйти далеко, его все равно настигнут. Гораздо важнее уничтожить большую часть его армии, ради спасения которой он сделал отчаянную попытку отвлечь на себя главные силы римлян.

Красс приказал когортам всего правого фланга и большей части центра поспешить за начавшими отходить из лагеря легионами рабов, окружить и остановить их.

То, что произошло там, было уже не битвой, а резней. Всего шесть тысяч рабов сумели в темноте вырваться из сомкнувшегося за их спиной кольца.

"Мы совершим такое жертвоприношение богам, что они надолго его запомнят. И будут довольны нами, как никогда прежде", — подумал Спартак, представив себе, как будут погибать те, кого он повел за собой.

"Стоит умирать за свободу, когда есть с кем и для кого".

Эта фраза повторялась в его мыслях как рефрен, как осмысление всей его жизни в эти последние мгновения. И он выбирал для себя очередную жертву. И знал, что его конец тоже неизбежен.

Безысходность, в которой он оказался со своими лучшими когортами, пробудила в нем яростную решимость. Она передавалась всем его бойцам, и они в неудержимом порыве бросились вперед, чтобы пробить себе дорогу. Клину, нацелившему свое острие на левый фланг, оставалось совсем немного, чтобы прорубить последние ряды римлян. Но вся остальная армия Красса уже справилась с легионами рабов, которые пытались спастись бегством. Освободившиеся когорты были переброшены сюда, чтобы укрепить истончившийся фланг, и теперь воины Спартака были плотно окружены со всех сторон.

Спартаку и его соратникам оставалось лишь причинить как можно больше потерь противнику, прежде чем погибнуть. Они вращали мечами, нагромождая груды убитых наповал вокруг себя. Но на них накидывались все новые и новые легионеры. Битва началась после захода солнца, и ей еще не было видно конца, когда над самой линией горизонта поднялась огромная, кроваво-желтая луна.

Беспорядочный бой продолжался. Спартак уже не командовал. Преданные друзья прикрывали его со спины, а он повергал врагов на землю своим сверкающим мечом. Он зарубил нескольких центурионов и десятки воинов. Но все больше осознавал безнадежность борьбы, видя, что несмотря на всеобщий хаос, Красс все же командовал боем и стягивал кольцо вокруг последних сражавшихся гладиаторов.

К полуночи лишь вокруг Спартака осталось несколько отчаянных смельчаков.

Ему хотелось закричать: "Где ты, Крикс?! Где ты, Эномай?!"

Он меньше защищался и больше рубил, словно все неудержимее стремился положить конец своей недолгой жизни и, обозначив тем самым начало вечной славы. Это был порыв возвышенной самообреченности, воодушевление готовностью к жертве, полет к гибели.

Последние оставшиеся в живых соратники плотно обступили его, но он вырвался вперед и кинулся на ближайших к нему вражеских воинов. Они не узнали его в лунном свете и поэтому не попытались захватить живым, как приказал Красс. В жестокой схватке, в которой участвовало десять римлян против одного Спартака, он пал под ударами копий и мечей.

Только несколько уцелевших его соратников сумели спастись в этом последнем бою.

Марк Лициний Красс, усмиривший великое восстание рабов, распял на крестах вдоль Аппиевой дороги, ведущей из Капуи в Рим, шесть тысяч пленных для устрашения всех, кто когда-либо даже в мыслях дерзнет последовать их примеру. Адские страдания этих мучеников продолжались несколько дней. И вид этой зловеще украшенной римской дороги навсегда остался в памяти истории.