Владимир Чистополов - Йошкар-Ола – не Ницца, зима здесь дольше длится

Если коснуться сегодняшнего дня и представить себя на месте человека, уехавшего десять лет назад, а сейчас вернувшегося. Я думаю, он будет изумлен переменами. Йошкар-Ола за последние десять лет очень сильно изменилась. От города нашей молодости уже мало что осталось, особенно в центре. Но это не огорчает. Столица Республики Марий Эл стала красивее, цивильнее.

А с "политехом" меня многое связывало. Отец тут больше десяти лет лет заведовал кафедрой. А еще раньше, в мае 1953 года, когда родители работали в пединституте, и мне предстояло появиться на свет, машина, на которой маму везли в деревянный одноэтажный роддом, возле "политеха" вдруг сломалась и мама шла до роддома пешком, рискуя произвести меня на свет на этом отрезке пространства Йошкар-Олы. Что очень беспокоило отца. Но бог миловал. Я все же не на улице родился, не под забором где-то, а в приличной больничной палате, которая по тем временам, предполагаю, непременно пахла карболкой и имела крашенные в белый цвет двери и окна.

В один из дней, когда я сидел и учил что-то про плечо силы, ко мне пришел друг и однополчанин Сашка Смирнов, собиравшийся поступать на историко-филологический факультет Марийского государственного университета. Университет в Йошкар-Оле открыли в 1972 году, в аккурат тогда, когда мы ушли в армию. Слово-то какое по тем временам. УНИВЕРСИТЕТ! Вроде как МГУ.

После разговора с Сашкой я вдруг понял, что история мне гораздо ближе термеха с сопроматом, и подал в деканат заявление об уходе. Декан, умный и интеллигентный человек, Юрий Николаевич Венценосцев, пытался отговорить от этого шага и заметил, что я делаю ошибку, могу потом пожалеть. Но я все же решил, что история интереснее. И внезапно даже для самого себя… поступил в МарГУ на биолого-химический факультет, который благополучно окончил через пять лет. Это были замечательные пять лет, наполненные биологией и химией в разных ипостасях. Анатомия, гистология, цитология, генетика, зоология, ботаника… цикл Кребса, биосинтез… и прочее, прочее. Много всего, что требовало постоянного напряжения дендритов и аксонов. И что, практически, не пригодилось в дальнейшей жизни, если не считать того небольшого (год) отрезка времени, когда мне пришлось поработать в школе, где преподавал анатомию.

Школы после окончания МарГУ в советские времена избежать было трудно. За распределением молодых специалистов строго следили. Выпускник после окончания вуза самовольно устроиться на работу не мог, не брали. Поэтому, съездив в Моркинский район в глухую деревушку, куда меня по тем правилам распределили, и посмотрев на тамошнее учительское житие, просто пришел к заместителю министра образования на прием и заявил, что никуда не поеду, даже если меня расстреливать начнут. Ну не интересна мне карьера сельского учителя, в доме которого даже сортира благоустроенного нет (человек к хорошему быстро привыкает).

Много было сказано слов в мою сторону о том, что родина дала мне бесплатное образование не для того, чтобы я от работы бегал. Что учителей на селе не хватает, а такие, как я, не хотят этого понять и помочь Отечеству и впредь быть самой образованной страной в мире. Нет, я помогать Отечеству хотел, но в деревню ехать не согласен. Поселят в какую-нибудь клопастую избушку и мучайся потом. Потому и не хватало всегда на деревне педагогов, что условия для жизни им там не создавали. Трудно им жилось. А любой ценой одерживать победу над неграмотностью как-то не хотелось, не война же. Сошлись на том, что я поработаю в городской школе, если место себе найду.

Любой ценой – это не всегда очень неприятно. Некоторые студенты биолого-химического факультета, например, по позднему времени, когда выпить было негде, а на улице холодно, шли под крышу здания судебно-медицинской экспертизы, где дежурили по ночам однокурсники (платили, кстати, в семидесятых годах около 90 рублей в месяц, по тем временам очень прилично) и выпивали там в свое удовольствие. И не только выпивали, но даже порой и песни задушевные пели достаточно громко, так что поздние прохожие в испуге шарахались в стороны. Непривычно как-то, когда в морге ночью песни поют.

Странное существо человек. Ко всему быстро привыкает, особенно женщины. Девочки на факультете, когда первые занятия по анатомии начались, норовили в обмороки падать. А спустя какое-то время, зайдя в секционную, наблюдал, как такая девочка, надев на одну руку резиновую перчатку и приоткрыв "капот" лежащего на столе заформалиненного мужика, копается во внутренностях, повторяя латинские названия органов, мышц и нервов, а в другой руке держит конфету и беспардонно ее откусывает.