Уинстон Грэхем - Демельза [litres]

Росс распорядился, чтобы всем гостям подали по стаканчику бренди с патокой, после чего сказал:

– Я благодарен вам за ваши добрые пожелания и очень хотел бы, чтобы Джулия, когда вырастет, стала хорошей дочерью и добрым другом для всех вас. А еще хочу, чтобы она стала наследницей этой земли и продолжила наши добрые традиции. Счастья и здоровья всем вам и вашим детям. Даст бог, мы вместе доживем до лучших времен и увидим, как процветает наше графство.

Ответная речь Росса была встречена одобрительными возгласами.

Гости разошлись, миссис Мартин осталась, чтобы помочь Джинни прибраться, так что Дэниэлы отправились домой без них. Впереди – бабуля Дэниэл и миссис Пол, которые держали под руки старшего брата Марка, а за ними, как фрегаты в кильватере линкора, – трое детишек Пола. Чуть левее шли, склонившись друг к другу головами и перешептываясь, две сестры Марка – Мэри и Эна. Замыкали строй старый Дэниэл, который, прихрамывая, что-то бормотал себе под нос, и долговязый Марк: этот после вечера в Нампаре не мог вымолвить ни слова.

Ночь выдалась просто чудесная. Небо отражало свет ушедшего за горизонт солнца, майские жуки трещали чуть ли не над ухом, а летучие мыши хлопали крыльями прямо над головой.

Когда процессия перешла через ручей, тишину ночи нарушало только бурчание бабули Дэниэл, желчной старухи лет восьмидесяти.

Размытые в полумраке силуэты несколько секунд двигались на вершине холма и постепенно исчезли, спустившись в долину к домишкам Меллина. Теперь одни лишь тихие звезды сияли в летнем небе.

Марк Дэниэл, не шевелясь, лежал на постели. Их дом стоял между домами Мартинов и Вайгусов, и в нем было всего две спальни. В меньшей спали старый Дэниэл, его мать и старший из трех сыновей Пола. Во второй – Пол, его жена Бет и двое их детишек. Мэри и Эна, сестры Марка, ночевали в задней пристройке, а он сам – на соломенном матрасе в кухне.

Все очень долго укладывались, а когда в доме наконец стало тихо, Марк встал и снова натянул штаны и сюртук. Ботинки он надел, только выйдя на улицу. После тишины закрытого наглухо дома тишина снаружи была полна самых разных, едва слышных звуков. Марк двинулся в сторону Нампары. Он и сам толком не знал, что будет там делать, но просто не мог заснуть, когда в душе у него творилось такое.

Теперь уже на горизонте не было никакого движения, только на секунду возник черный ствол дерева, и за развалинами подъемника Уил-Грейс мелькнула какая-то тень.

А в Нампара-Хаусе свет еще не погасили: за шторами в спальне капитана Полдарка и на первом этаже горели свечи. Но не это влекло Марка из дома. Чуть выше, в долине у ручья, стояли два фургона бродячих артистов. Туда-то он и направился.

Подойдя ближе к цели, Марк увидел, что и в фургонах, хотя они и находились в тени боярышника и орешника, тоже горели свечи. Для своих весьма внушительных габаритов молодой шахтер передвигался очень тихо и смог незаметно подойти к большому фургону.

Никто из труппы и не думал укладываться спать. Члены труппы при свечах играли в карты за длинным столом. Марк слышал их голоса, смех и звяканье монет. Он подобрался ближе, но держал ухо востро, на случай, если у актеров есть собака.

Окно фургона находилось высоковато от земли, но рост Марка позволил ему заглянуть внутрь. Там были все: толстяк со стеклянным глазом; краснощекая прима; худой блондин, исполнявший роли героев; сморщенный маленький комик и… и Керен.

Они играли во что-то старыми засаленными картами. Керен как раз банковала и всякий раз, выкладывая карту напротив блондина, говорила нечто такое, что всех очень смешило. На Керен было надето какое-то подобие кимоно, а черные волосы растрепаны, будто она их пятерней расчесала. Девушка сидела, облокотившись голым локтем на стол, и хмурилась, явно от нетерпения.

Но ведь всем известно, что маленький изъян лишь усиливает желание. Марк даже был благодарен своему божеству за это мелкое несовершенство. Он стоял, ухватившись за колючую ветку боярышника, и неровный свет из окна фургона то и дело менял выражение его лица.

Вдруг в фургоне расхохотались, и в ту же секунду комик сгреб со стола все монеты. Керен была в гневе – она отбросила карты и резко встала. Блондин ехидно на нее посмотрел и что-то спросил. Керен в ответ пожала плечами и тряхнула головой. А потом у нее, видно, вдруг изменилось настроение, и она, гибкая, как молодое деревце, обошла стол, чмокнула в лысину комика и в ту же секунду стянула у него из-под пальцев пару монет.