Уинстон Грэхем - Демельза [litres]

Свеча погасла, стало холодно. Она дрожит в темноте. Джулия плачет – у нее режутся зубки. Надо встать и дать малышке попить. Если бы только ветер не был таким холодным. Где Росс? Он еще не вернулся? Верити говорит, что он все принимает слишком близко к сердцу.

«Что ж, в этот раз я его не разочарую. Больше я не стану его обманывать. Обманывать. Я его не подведу. Да, конечно, но как это сделать? Если не знаешь, нельзя быть уверенной».

Что-то не так с Джулией, и с ней самой тоже. Да, конечно, Джулия заболела. Она сидела возле ее кроватки всю ночь. Фрэнсис тоже болен. И Элизабет, только она не хочет это признавать. Во рту противный медный привкус. Это все из-за травы, которую они жгут в комнате. Тетушка Сара пришла сразу после распевания гимнов, чтобы присмотреть за всеми ними. Но…

– Росс! – позвала Демельза. – Росс!

– Он заснул в кресле в гостиной, мэм, – сказала какая-то женщина, но это была не Пруди. – Вы хотите, чтобы я его позвала? Ваш муж не спал три ночи.

Нет, спать нельзя. Вдруг придет отец? Он приведет всех иллаганских шахтеров, и они подожгут дом. Но ведь отец исправился и стал совсем другим человеком. Он женился на Нелли Чегвидден. Интересно, как бы он теперь к ним заявился? Может, с хором методистов? И распевал бы вместе с ними гимны под окнами. Демельза представила эту картинку. Смешно, но смеяться не получилось – она закашлялась. А потом она поняла, что это вовсе не смешно. Они уже стоят под окном. Она смотрит сверху на море лиц и видит, что шахтеры голодны и хотят хлеба.

Толпа тянется через всю долину и вопит: «Мы имеем право на хлеб по справедливой цене! Дайте нам зерно! Дайте, или мы не уйдем!»

Она понимает, что единственный хлеб, который она может им дать, – это ее ребенок…

Рядом с ней стоит мельник Сэнсон. В углу Верити с Эндрю Блейми, но они слишком увлечены друг другом и не замечают ничего вокруг. Она рыдает от безысходности и страха. Шахтеры требуют хлеба. Еще минута, и они подожгут дом.

Демельза оборачивается в надежде увидеть рядом Росса, потом снова смотрит в окно, но устремленные к ней лица шахтеров уже заволокло клубами белого дыма.

– Смотрите, – сказала Джейн Гимлетт, – снова снег пошел.

«Снег! Разве ты не видишь, что это не снег, а дым?! – попыталась выкрикнуть Демельза. – Дом подожгли, мы все сгорим заживо!»

Сэнсон упал, и дым начал проникать в ее легкие.

Демельза закашлялась, потянулась к горлу и наткнулась на чью-то руку.

Утром четвертого января ветер стих и повалил снег. К полудню снегопад закончился. Поля стали белыми, ветви деревьев клонились к земле под тяжестью влажного снега, вниз по ручью дрейфовали льдины. Джон Гимлетт рубил дрова во дворе, но для этого ему сначала приходилось растаскивать скованные льдом поленья. Девять уток Гимлеттов направились к воде, на фоне белого снега они казались грязно-желтыми. На Хэндрона-Бич начался отлив, огромные волны бушевали вдалеке от берега. Целую неделю пляж был под слоем изо льда и желтых водорослей, а теперь его накрыло белым снежным покрывалом. Дюны стали похожи на горные хребты, а темные скалы взирали на все свысока, укутавшись в белые саваны.

Наступила мертвая тишина. Как будто после неистовой бури на землю набросили пуховое одеяло. Мир замер, только собачий лай эхом гулял по долине. Море шумело, но его рев растворялся в тишине.

А потом в тучах образовалась брешь, и выглянуло ослепительно-яркое солнце. Ветки деревьев и кусты начали оттаивать, а вниз по крыше заскользили небольшие снежные лавины. В поле появились черные прогалины; малиновка, пристроившись на пушистой от снега ветке яблони, запела гимн солнцу.

Но тучи разошлись в конце дня, так что оттепель длилась недолго; вскоре в долину заползли тени, и снова ударил мороз.

С наступлением сумерек, около четырех часов, Демельза открыла глаза и посмотрела на деревянный потолок кровати. Теперь она почувствовала себя не так, как прежде, – более спокойно и несколько отстраненно. Кошмары отступили. Она очнулась в реальном мире: длинные тени тянулись через комнату, от потолка исходило бледное сияние, шторы на окнах раздвинуты, Джейн Гимлетт клевала носом, сидя у камина.

Демельза попыталась сообразить, какой сегодня день, какое время суток и какая погода за окном. Страшный шум прекратился, но где – в ее голове или снаружи? Вокруг царили мир и покой, но Демельза смотрела на все как будто издалека. У нее больше не осталось жизненных сил. А она сама? Она еще по-прежнему в этом мире? Где Росс? А Джулия? Все больны? Надо было найти ответы на эти вопросы. Демельза хотела подать голос, но ей почему-то стало страшно. Ей показалось, что если она заговорит, то либо разобьет раковину тишины, либо останется в ней навсегда. Ей словно бы предстояло сделать выбор между жизнью и смертью. Она не знала и боялась узнать.