Сергей Горбатых - МбурувичА

14 сентября в Первого армейского корпуса по личной просьбе подполковника Хосе Феликса Эстигаррибия прибыл Иван Тимофеевич Беляев. Бывший генерал-майор артиллерии русской императорской армии пользовался заслуженным авторитетом у высшего военного командования Парагвая. Эстигаррибья назначил Беляева инспектором всей артиллерии Первого корпуса и попросил сделать всё возможное для её эффективного применения в битве за форт Бокерон.

Беляев, изучив расположение вражеских позиций, приказал произвести по ним несколько залпов из орудий и миномётов. После чего он пришёл к выводу о невозможности в данных условиях корректировать артиллерийскую стрельбу с земли.

— Корректировку необходимо вести с помощью авиации, — доложил Беляев подполковнику Эстигаррибия.

Уже на следующее утро, следуя рекомендациям русского генерала, артиллерия Первого армейского корпуса произвела несколько прицельных залпов по форту, сметая пулемётные гнёзда и целые участки бруствера.

Несмотря на то, что рота Орлова имела свой «собственный» колодец, воды для питья всё равно не хватало. Солдаты, с первого дня боёв за Бокерон, ни разу не умывались и не брились. Но Орлов всю свою жизнь следовал принципу: «Русский офицер в любых обстоятельствах должен оставаться офицером», поэтому, жертвуя частью своего дневного рациона воды, он каждое утро тщательно брился и умывался.

— Мундир бы ещё постирать! — мечтал Павел каждый раз, осматривая свою, пропитанную потом, пыльную полевую форму.

16 сентября он вытирал лицо после бритья, как откуда-то издалека послышался шум мощных моторов.

— Бомбардировщики! — сразу понял Павел. — Только чьи? Парагвайские или боливийские?

Орлов выскочил в траншею и поднёс бинокль к глазам. Со стороны солнца на позиции Первого корпуса заходили два огромных самолёта.

— Боливийские! — выдохнул он и сразу закричал: Рота, в укрытие! В траншею!

Самолёты безнаказанно сбросили бомбы на позиции Четвёртого пехотного рехимьенто и скрылись за горизонтом.

— Мой капитан, что же это происходит! — почти плача от отчаяния, прохрипел случайно оказавшийся рядом с Павлом лейтенант Гомес. — Мой капитан, где же наша авиация? Где же наши зенитные орудия?

Орлов молчал. Что он мог объяснить командиру взвода?

На следующее утро была назначена очередная фронтальная «генеральная и решающая атака форта».

— Мой капитан, обратился Орлов к Ариасу, после того, как тот объявил командирам рот приказ Эстигаррибии о завтрашнем штурме форта. — Разрешите мне сказать своё мнение?

— Да! — ответил тот, как всегда, смотря в сторону.

— Мой капитан, очередная фронтальная атака закончится также, как и предыдущие. Надо поменять нашу тактику и прибегнуть к самой простой военной хитрости, — высказался Орлов.

— Что вы имеете ввиду, капитан? — заинтересовался командир батальона.

— Моё предложение заключается в том, что часть моей роты ещё сегодня ночью скрытно подберётся по «каньону» на расстояние около пятисот метров от форта и будет ждать там же в «каньоне» окончания нашей артподготовки. После неё, мы сразу же штурмуем боливийскую первую линию укреплений. Это будет для неприятеля полной неожиданностью. У боливийцев не будет много времени, чтобы быстро отреагировать на наш бросок. Мы захватим часть их траншеи и тем самым обеспечим успех для всего батальона.

Ариас молчал. Впервые за много дней он наконец-то посмотрел Павлу в глаза и тихо, с сомнением в голосе, произнёс:

— А если не получится? А меня нет приказа на этот маневр. Что тогда?

— Получится, мой капитан! Я даю вам моё слово! — заверил командира батальона Орлов.

— Хорошо. Действуйте! — нехотя согласился Ариас.

Было три часа ночи. Стояла тишина, изредка прерываемая криками птиц и визгом каких-то зверей.

— С Богом! — Павел перекрестился на иконы и вышел из блиндажа.

— Гомес, Лескано поднимайте своих людей! — тихим голосом приказал Орлов. — Не шуметь! Громко не разговаривать! Не греметь котелками!

— Лейтенант Молина, утром после артобстрела боливийских позиций ты ведёшь свой взвод в составе батальона на вражеские укрепления! Вопросы!

— Да, мой капитан! Мне всё понятно! — ответил Молина.

Через десять минут два взвода медленно ползли за Орловым к «острову». Земля «дышала» жаром. Раскалённый воздух обжигал ноздри и лёгкие. Глаза застилал пот.

— Правду Василий Серебряков всё время повторял, что Чако — это ад на земле, — согласился Павел, продвигаясь вперёд, больно цепляясь руками за острые колючие кустарники.