Сергей Горбатых - МбурувичА

— Да, мой капитан! — облегчённо вздохнул лейтенант.

Утром первым делом Орлов подошёл к больным, лежащим в своих гамаках.

— Как твоё здоровье, солдат Хименес? — спросил он.

— Очень хорошо, мой капитан! Готов идти на строевую подготовку! — бодрым тоном ответил тот.

— Нет, отдыхать! — приказал Павел.

— Как твоё здоровье, Ортигоса? — поинтересовался Орлов.

Ортигоса, который понимал кое-что по-испански, но говорил только на гуарани, благодарно кивнул головой и улыбнулся.

— Тоже отдыхать! — распорядился Павел.

Когда Орлов отошёл от больных на несколько метров, он впервые услышал это очень странное слово на гуарани.

— МбурувичА, — уважительным тоном произнёс Ортигоса за спиной своего командира роты.

На стрельбище, куда Павел пришёл со взводом лейтенанта Гомеса, находились командир батальона капитан Ариас, командир второй роты старший лейтенант Арса и командир третьей роты лейтенант Видаль.

После обмена официальными приветствиями, Ариас осведомился:

— Орлов, до меня дошли слухи, что вы творите чудеса: очень метко стреляете с завязанными глазами. Это правда?

— Да, мой капитан! — ответил Павел.

— Вы могли бы нам сейчас продемонстрировать своё умение? — поинтересовался комбат.

— Да, мой капитан! — ответил Орлов и протянул Ариасу полотенце.

— Да нет, оно вам для личной гигиены пригодится, — ехидно произнёс Ариас, разворачивая свёрток, который он держал в своих руках.

Это был широкий и длинный чёрный пояс, являвшийся неотъемлемой частью национального костюма гаучо, сделанный из очень плотной ткани.

Ариас не просто завязал Павлу глаза, он крепко и тщательно запеленал всё его лицо. Затем, убедившись, что Орлов никак не может ничего видеть, приказал:

— Начинайте! Третья мишень слева. Нет, нет… Стойте! Четвёртая мишень справа!

Павел чувствовал себя очень спокойно и уверено, ведь он хорошо «видел» силуэт этой самой узкой доски-мишени. Он, не спеша, очень тщательно прицелился и сделал пять выстрелов.

— Действительно, колдовство! — несколько заикаясь, прошептал Ариас, рассматривая пять отверстий, образовавшихся в доске маленький крест.

Арса и Видаль от удивления были настолько парализованы, что только молча смотрели на Павла, не зная, что и сказать.

В десять часов ночи, сразу после отбоя, всех офицеров батальона срочно вызвал к себе капитан Ариас.

— Только что я получил приказ об отправке нашего батальона в Северный Чако. Завтра, ровно в двенадцать часов, мы начинаем грузиться на корабли. Но до этого с нами будут прощаться жители Асунсьона. Поэтому назначаю подъём на пять часов утра. Весь скарб отправлять на пристань с грузовиками, которые прибудут в шесть часов утра. С девяти часов начинается шествие нашего, пехотного, а также отдельного сапёрного, батальонов по центральным улицам города, — довёл до сведения своих офицеров капитан Ариас.

На следующий день грузовики вместо шести часов прибыли только в девять.

— Обычное явление в это стране! — с огорчением вздохнул Орлов.

Павел осмотрел свою готовую к торжественному шествию роту. Зрелище было очень живописным. Половина солдат находилась в строю без обуви. Форменные панамы, цвета зелёных оливок, держались у солдат на головах как попало: набекрень, с задранными полями, с опущенными полями. Каманьо натянул свою широкополую панаму до самых глаз, а Хименес сделал из своей подобие лепёшки…

— Слушать мою команду! — громко закричал капитан Ариас. — Колонной по пять, по взводам… Шагом марш!

Стараясь держать равнение в шеренгах, с винтовками на плечах солдаты пехотного батальона шагали по булыжной мостовой проспекта Колумбии. За ними, спотыкаясь, брели бойцы отдельного сапёрного батальона. Они были все, как один, босыми и без оружия.

Тротуары были заполнены людьми. Они громко рукоплескали солдатам, уходившим на войну. Иногда из толпы раздавались крики: «Да здравствует Парагвай!», «Смерть Боливии!», «Покажите «болис» силу парагвайского оружия»…

На площади, батальоны остановились напротив небольшой трибуны, сколоченной из не струганных досок. Орлов посмотрел по сторонам. Вокруг них стояли тысячи людей.

На трибуне появилась группа людей: старый майор в парадном мундире, два толстячка с кислыми лицами в черных костюмах и две женщины в серых длинных платьях и белых соломенных шляпках.

Майор поднёс ко рту жестяной рупор и, повернувшись к роте Орлова, хорошо поставленным голосом торжественно произнёс: