Галина Шестакова - Малахольная

Когда Лузин, в конце вечера, помогал одевать ей пальто, он уткнулся в ее волосы, поцеловал в ухо, и прошептал: «Ты выйдешь за меня замуж?». По ее счастливому лицу, было все понятно – да она выйдет за него замуж.

Она стала готовиться к свадьбе. Но что-то все равно грызло внутри, маленький червяк сомнения, четыре года его безразличия не давали покоя. Выбирая приглашения на свадьбу, она подумала, что зайдет сегодня к Ленке, отнесет приглашение, и поговорит с ней.

Ленка, как всегда, очень быстро оценила ситуацию:

– Ты, подруга, идиотка, если все-таки собираешься за него замуж. Можешь мне это приглашение не оставлять. И свидетельницей я у тебя не буду, и на свадьбу не пойду. Точнее, не на свадьбу, а на твои похороны. Смотреть, как ты хоронишь сама себя, извини, не хочу.

С Ленкой и спорить бесполезно, и слушать ее не хотелось.

– Как, хочешь, я все равно за него выйду.

– Жаловаться только потом не приходи, дорогая. Ровно через год, он высосет из тебя все силы, и выкинет. Будешь ему варить, стирать, – что от тебя, умной и красивой останется? Нет, не выкинет тебя, будешь ему просто законная прислуга.

Ленка на свадьбу не пришла. Свадьба была скромная, он настоял. Друзей и родни почти не было, платья тоже. Точнее, не было ни кого. Они просто расписались, и она переехала к нему жить. Хотя ей было это очень неудобно. Приходилось далеко мотаться на работу, на дорогу уходило почти все свободное время, оставалось только приехать прибрать, приготовить, вымыть посуду и упасть спать.

Спали они в отдельных комнатах, он сказал, что так будет удобнее, ты устаешь, тебе надо высыпаться. Все выходные проходили в уборке, потому что он просто не замечал, как создавал вокруг себя полный развал. Все было в сигаретном пепле, везде валялись пивные бутылки, грязные носки, кружки с недопитым чаем, сахар хрустел на полу. Она боролась с этим, стараясь придать уют этой квартире, готовила, убирала, стирала, убирала, стирала, но ни чего не менялось. Они жили в разных комнатах, почти не замечая друг друга, он все время за компьютером, она на работе или в уборке. Секса не было. Совсем. «Я устал, не сегодня», – обычно он говорил так. В последнее время, просто убирал ее руку и отворачивался.

– Ну, что подруга, – позвонила Ленка, – сегодня год, как ты продала себя в рабство. Ты счастлива? Поздравлять я тебя не буду, не с чем. Разве что с твоим упертым идиотизмом. Он хоть поздравил?

– Нет. Вечером наверно.

– Дура. Приезжай лучше ко мне, посидим, поболтаем. Ты хоть заметила, что ты у меня не была больше года?

– Нет, я сегодня сразу домой, он ждет. Все-таки, праздник.

– Дура непроходимая.

Дома Лузина не было. Был пепел и сахар под ногами. Лузина – нет. Она не утерпела и позвонила ему:

– Ты скоро будешь?

– Нет, а чего надо? Мы с друзьями пиво пьем.

– С друзьями? Лузин, у тебя нет друзей. О чем ты говоришь? – и бросила трубку.

Все это все было невозможно терпеть, она разрыдалась «Я не хочу… я не хочу замуж, я не хочу замуж» – она рыдала уже во весь голос. И проснулась.

Господи, это сон… это только сон. Она долго не могла прийти в себя, походила по своей квартире, трогая все рукой, проверяя, что это действительно был только сон. Нет, все родное и знакомое, ее квартира. Это сон. Она заварила чай и посмотрела на будильник, пять утра. Спать ложиться бесполезно, скоро вставать.

Через неделю позвонил Лузин.

– Я был не прав, прости меня. Я не был готов, что все вернулось.

Она молчала.

Люська с самого рождения была малахольной. В детстве она могла по несколько дней не разговаривать. Просто сидела, смотрела и все. Думала о чем-то.

Хотя о чем может думать маленький ребенок? В пять-то лет? О куклах? О бантиках? В этом возрасте ребенок должен жить лихорадочно-познавательной жизнью. Ссориться, дружить, в куклы играть, божьих коровок ловить и венки плести.

Ах да, еще секретики закапывать. Это такое детское развлечение, оно четко делит на своих и чужих. На тех, кому можно доверить большие тайны, и тех, кому нет.

С ранней весны начиналось делание секретиков. Искались подходящие стеклышки, места и богатства. По дороге в садик девчонки висли на руках у матерей, становились невменяемыми поисковыми приспособлениями. Обшаривали воспаленными от напряжения глазами затоптанные газоны и заплеванный асфальт в поисках чего-то, чем можно с гордостью утереть нос подругам.

Технология секретиков была отработана веками садиковской жизни. Сначала надо было насобирать все красивое и желательно блестящее: стеклышки, фантики, беспечные ярко-желтые головки одуванчиков. И если повезет – монетки. А если уж совсем повезет, то и настоящее богатство – потерянную какой-то растеряхой бижутерию. Потом надо выкопать маленькую ямку в секретном месте, о котором нельзя говорить. Красиво разложить в ямке добытые богатства: цветочек, фантик, монетку или сломанную сережку, накрыть все цветным стеклышком и присыпать. Протереть послюнявленным пальцем стекло от грязи и насыпавшейся земли. Если мать не забыла положить в кармашек платья, то еще и батистовым платочком с кружевами навести окончательный блеск на стеклышко и запихнуть измазанный и смятый платок в карман.