Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Оглянувшись, увидел на пороге незнакомку в простом сером платье. На груди ее сверкало серебряное распятие, а в руках она держала книгу, очевидно, Евангелие.

— Вот то, что вы просили, — сказала женщина вместо приветствия, протянул узнику книгу.

Гепнер приблизился к женщине.

— Простите, пани, я просил служанку… Я совсем не имел в мыслях причинять хлопоты вам, ясновельможная…

— Графиня Другет, — добавила гостья с едва заметной улыбкой, — но спасение души — это совсем не хлопоты, уверяю. Мне неизвестно, за какую провинность наказаны вы человеческим судом, но будем помнить про Суд Божий, который будет единственно справедливым…

Узник склонил голову со смирением. Когда же посмел поднять взгляд, она смотрела на него с суровой жалостью, как смотрят святые с образов. Лицо было бледное и исхудалое, однако не лишенное красоты. Очевидно, еще не так давно графиня была довольно красивой.

— Укрепляйте дух, а про тело меньше заботьтесь, — продолжила она, мимоходом взглянув на пятно от вина у Гепнера на рукаве.

— Да, дух мой слабнет… — отчаянно пленник бросился перед ней на колени.

От неожиданности графиня растерялась.

— О, не пугайтесь, умоляю! — он молитвенно сложил руки. — Вы — единственный лучик в греховной тьме, что окутала мою душу. Дозвольте, — Гепнер зашептал страстно, — коснуться вашего распятия… Может, это в последний раз…

Это вроде бы естественная просьба вызывала густой румянец на щеках графини. Она застыла на месте, дивясь глубине его раскаяния.

Женщина склонилась над ним.

— Пусть благословят вас небеса, — Гепнер потянулся к распятию дрожащими устами.

Поцелуй попал на туго затянутую грудь, заставив графиню отпрянуть и вскрикнуть, как от боли. В ту же минуту вбежал страж, изо всех сил стеганул его по голове, став между ними каменной стеной.

Двери снова закрылись. Доминик лежал посреди темницы и очнулся лишь тогда, когда Юстина принесла ужин. Сев на стул, Гепнер молча уставился в окно, не глядя на девушку. Похоже, это ее немного обидело, служанка прикусила губу.

— Пани графиня велела спросить, как пан чувствует себя, — сказала девушка приглушенно.

Доминик коснулся головы, где волосы слиплись от крови.

— Спасибо этим псам… — сказал он, яростно глянув на дверь.

Юстина достала платок и, смочив его водой, подала пленнику.

— Да благословит тебя Господь, — благодарно улыбнулся Гепнер, прикладывая платок к ране.

Не дождавшись от него больше ни слова, Юстина попыталась зажечь свечу. Огниво ее снова не слушалось, но Доминик на этот раз не взялся помогать. Оставив напрасные усилия, девушка поклонилась и вышла.

Дни тянулись однообразно, доводя узника до неистовства. Мысли о самоубийстве сменялись сумасшедшими планами побега, прерываясь горячими молитвами.

Юстина каждый раз заставала Гепнера в мрачном настроении. Он иногда жаловался ей на свои беды, а как-то подождал, чтобы рассказала о себе. И она рассказала, что рано осталась сиротой и попала в монастырь возле Мункача. Там ее однажды увидела графиня Другет и забрала к себе на службу. Однако жизнь в замке была не намного легче, чем в монастыре, потому что графиня оказалась более ревностной католичкой, чем настоятельница. Только света чуть больше видно, потому что когда-никогда хозяйка отпустит на ярмарку в Невицкое или же пошлет за чем-то для себя.

Их разговоры заканчивались в основном тогда, когда стражи теряли терпение и они, разинув пасти, начинали вопить о том, что нечего молоть языком, потому что уже все мухи сдохли со скуки.

В какой-то день утром Доминику дозволили выйти наружу. Его провели длинными спиральными лестницами вниз, где была мрачный комендантский зал, а оттуда, через тяжелые кованые двери, во двор. Во дворе его ждал граф Другет. Несмотря на довольно раннюю пору, он, похоже, был трезв.

Присмотревшись внимательнее, Доминик заключил, что граф чувствует себя довольно паршиво. Лоб обильно оросил пот, опухшие поросячьи глазки едва проглядывали на свет, а изо рта отдавало перегаром, что могло свалить и коня.

— Я хочу, чтобы вы взглянули на мастерскую, — еле ворочая языком, сказал Другет. — Вскоре там вы начнете работу.

Мастерская примыкала к северной стене, крепко ее подпирая, и, в случае опасности, была надежной опорой для защитников. Внутри находилась огромная печь и здоровенные мехи. Рядом лежали разнообразные формы и инструменты. За ними — бесчисленное количество обручей, дуг и крюков, бережно сложенных и подогнанных друг к другу.