Вино дурманило и все отдаляло, поэтому поэт его остерегся… Просвечивающие волны ее наряда, как во сне, то появлялись, то исчезали, словно призрак…
Мелодия кончилась. Наконец! Себастьян вдруг почувствовал, что мир плывет перед глазами. В голове кружилось. Возможно, рана серьезнее, чем то ему казалось? Глупости! Это другое…
Она стояла в красочном женском кругу, когда снова встретилась с ним взглядом, не отвела глаз, пока поэт не приблизился к щебечущему обществу, вызвав некоторое смятение бесцеремонным вторжением.
— Вы хотите прочитать нам вирши? — спросила одна из дам.
— Пани, я уже столько сегодня их прочитал, что, видимо, не смогу выжать из себя ни строки, — ответил Себастьян.
— О, как жаль…
— Если только…
— Что? — кокетливо переспросила дама.
— Если только стихи сами не родятся и не вырвутся жгучим потоком…
Дама засмеялась победно.
— Слово чести, Себастьян, вы меня пугаете, но я готова вас слушать.
— Милая пани, я поражен вашей бесстрашием, — молвил поэт, — но боюсь, из того потока на вас не упадет ни капли.
Ее лицо аж позеленело от злости. Она уже готова была уйти, бросив какое-то слово свысока, однако любопытство взяло верх. Бросила едким взглядом вокруг, надеясь усмотреть: где же соперница? Затем скривила губы в улыбку и осталась. Себастьяновы слова путались в голове, словно теряясь в тумане, стоявшем перед его глазами. Он сделал несколько шагов к красавице, поразившей его.
— Опрометчивый поступок, — тихо проронила она.
— Простите, видимо, ранение вызвало лихорадку, — так же тихо ответил Себастьян.
— Боюсь, что причины будет мало для оправдания последствий…
Она подняла глаза и, словно обжегшись, в тот же миг отвела взгляд.
— Вы, кажется, собирались читать поэзию…
Себастьян наклонился к ее плечу и произнес строки, словно выхватил из самого сердца:
Позвольте, помня этот миг,
Не разлучаться с вашим ликом никогда,
Коль эта ночь, как жизнь, промчит
Куда-то вдаль на ошалелых конях.
А в день грядущий, не познав иных утех,
Рабом склониться у ваших ног…
Красавица вдруг вздрогнула, как от боли. Ее взволнованный шепот прервал слова Себастьяна:
— Не надо… Прекратите…
Густой румянец залил ее щеки, а губы нервно задрожали. Но поэт, лишь на миг остановившись, продолжил:
Отныне лишь Бог мне судья,
За ваше сердце я отдам жизнь!
— Хватит! — решительно молвила она. — Вы не понимаете… вы не должны…
Вместо ответа поэт попытался поцеловать ее руку, однако панна быстро отошла и затерялась среди присутствующих.
Он увидел ее нескоро: музыканты успели отдохнуть и сыграть несколько новых вальсов, лакеи — заменить пустые бочонки на полные, а слуги — вывести нескольких вельмож на свежий воздух.
Себастьян успел увидеть, как лакей уважительно открыл перед его богиней двери, только теперь ее уже сопровождал какой-то мужчина. Минуту помедлив, поэт кинулся за ними, но когда он оказался внизу, ее экипаж уже тронулся. Густая темнота за светлым пятном от фонаря прожорливо проглотила экипаж, оставив грохот колес и прощальное конское ржание.
— Ну и пьяница, — послышалось сбоку.
За спиной стоял тот самый лакей, что его Себастьян восхвалял перед бургомистром.
— Кто пьяница? — не понял поэт.
— Я о том медведе, что сопровождал красавицу.
— А кто этот медведь?
— Бес его знает…
— Слушай, парень, — вскинулся вдруг поэт, выгребая из кармана горсть серебра, — лети скорее за той каретой, и что-нибудь узнай, где она живет. Понял?
— Еще бы! — на ходу кивнул парень. — Я вихрем…
— Я живу на Русской! — окликнул Себастьян вслед. — Найдешь меня днем.
— Ладно, пане, — отзвучало из темноты.
Около трех ночи веселье на балу достигло своего апогея и понемногу начало утихать. Время от времени из дома выходил лакей и, освещая дорогу фонарем, шел на улицу запрягать карету одного из гостей, который в это время раскланивался с захмелевшим бургомистром. Другим, что жили в центре города, достаточно было ступить несколько шагов, чтобы оказаться дома. Поэтому им не требовались услуги лакеев, которые тайком уже мечтали про сон больше, нежели про барские подачки. То тут, то там слышались фальшивые голоса, что пытались извлечь из глотки скабрезные, изредка героические песни.
Лунный диск, что несколько часов назад осветил дорогу поэту, уже спрятался в свинцовую бездну грозовых облаков, которые крепко держали небеса в своих широких объятиях, иногда вспыхивая где-то вдали молниями.
Читать дальше