Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Поэт на миг замолчал, чтобы сделать еще глоток да и подумать над продолжением. Зазвучали аплодисменты, глаза бургомистра заблестели, он был пылким поклонником поэзии.

— «Про неопределенность бытия», — повторил он, — клянусь, вы меня заинтриговали!

Себастьян поклонился, немного сморщившись от боли в плече. Через минуту он продолжил:

— О, позор, позор мне! — вдруг воскликнул бургомистр. — «Лишь серебром слова»… Даю вам обещание, Себастьян, вы станете богатым настоящим серебром еще до наступления утра. Но продолжайте, продолжайте…

— Одну минутку, — умоляюще вмешался лекарь, — у меня нет даже чем перевязать рану, а это непременно надо сделать, ваша милость…

— Возможно, этот платочек понадобится для такой цели? — послышался чей-то бархатный голос.

— Благодарю, панно, — облегченно вздохнул лекарь.

Себастьян встретился взглядом с молодой очаровательной панною.

Он поклонился ей — не отводя глаз. Невмоготу было ему этого сделать. Его поэтической натуре она показалась богиней. Эти горящие глаза, нежные губы, слегка зардевшиеся щеки, темные, уложенные в затейливую прическу волосы… Поэт даже не сразу услышал, что бургомистр требует продолжения рассказа. Между собравшимися послышались смешки, и это привело Себастьяна в сознание.

— Простите, — сказал раненый, — просто рана заболела вдруг.

Бедняга лекарь упал на колени.

— Осторожно, болван, — грохнул бургомистр.

— Простите, ваша милость, — прошептал тот.

Себастьян кивнул головой, и все затихли. Через миг его голос снова завладел всеми присутствующими:

Тем временем лекарь перевязал рану, и поэт, под новую волну аплодисментов, поднялся на ноги, невольно ища глазами темноволосую красавицу. Она стояла неподалеку и также аплодировала ему. На ее устах сияла улыбка, за которую он готов был умереть. То сияние заполняло для него всю огромную залу, а хрустальные блики, что так сначала его ослепили, теперь казались лишь жалким мерцанием. В очередной раз поэта вернул в себя бургомистр:

— Браво, Себастьян, я не перестаю восхищаться вашим талантом, — говорил он, — но, впрочем, у меня к вам просьба.

— Да, пане, слушаю.

— Отныне всегда носите кольчугу.

— Непременно!

— К развлечениям, панове! — развеселившись воскликнул бургомистр. — Музыка!

А поэт тем временем снова погрузился в размышления.

— Мой друг, — перекликая первые аккорды, произнес Шольц, — у вас на устах еще одна поэзия?

— Действительно, ваша милость, всего несколько строк. Вот они:

— Мартин! — воскликнул бургомистр, — мой дорогой Мартин! Он так говорил? Вот преданная душа… Погодите, он же простой лакей… Надо будет поручить ему какую-то работу поважнее…

С этими словами они и раскланялись.

Бал пленил поэта, и Себастьян уже чувствовал себя его королем… Карман приятно оттягивало серебро, камзол приятно давил на плечи, даром что был испорчен дыркой от ножа, которую теперь не скрыла бы и искуснейшая швея. А красавица, что пленила его, закружила со всеми в веселом вихре. И цвета ее платья слились с другими красками, а голос растаял в музыке и смехе.