Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Многих удивляла причина успеха некогда простого флорентийского студента, что прибыл во Львов, прислуживая какому-то купцу. И только некоторые обращали внимание на то, что больная пани или панянка не хотела видеть возле своей кровати ни священника, ни ворожею… Они полагались только на мастерство молодого лекаря, что способен был исцелять одним прикосновением к больному. Впоследствии во Львове даже дворянки пользовались его талантом, принося все большее благосостояние Гепнеру.

Перед угрозой эпидемии Доминик выбивался из сил, принимая больных иногда по несколько десятков за день, а то и ночью. Ибо, как известно, болезнь больше всего посещает человеческое тело именно в темное время суток. Однако эпидемия все надвигалась, а денег у молодого лекаря уже было достаточно, поэтому он вскоре сузил круг своих пациенток. Да, надо о собственном здоровье позаботиться. Ему хотелось заняться, наконец, настоящей медициной.

В городе его стали видеть нечасто, что в свою очередь дало пищу слухам. Поговаривали, будто Гепнер овладел в Италии искусством превращать железо в золото. А кто-то утверждал, что он воскрешает мертвецов и занимается всяческим колдовством…

В двери постучали, и студенты в соседней комнате встревоженно переглянулись между собой. Они, как никто другой, ждали этого дня, что был важнее всех. В противовес им, спокойный и невозмутимый Гепнер отошел от окна, взял небольшой ящик с инструментами и направился к дверям. На пороге стояло двое охранников с оружием, чтобы отгонять чрезмерно любопытных.

— Выносите, — коротко молвил Гепнер ученикам, и те мигом подняли гроб себе на плечи.

Лекарь вышел первым, за ним — студенты с гробом и наконец — охранники с цепями на плечах. Мещане уже окружили эшафот тесным кругом, и двум цепакам пришлось поработать где локтями, а где и черенком от цепа, чтобы дать возможность пройти туда главному участнику.

— Сейчас проведет вскрытие, — перешептывались школяры, — настоящее сечение…

Мещане вполголоса переговаривались:

— А что это — не смертная казнь?

— Нет, прошу пана. Говорят, он выкопал мертвеца с гробом, что пролежал несколько дней в земле. Хочет тот гроб открыть и показать, что же с ним стало. Вот вони будет, прости меня Господи.

Между тем с противоположной стороны эшафота также орудовали цепаки, чтобы проложить проход бургомистру, для которого несли кресло. Поставили его на возвышении, потому что наблюдать оттуда было лучше всего, и бургомистр удобно в нем устроился.

Толпа двинулась к кафедральному собору, распределившись надвое: разбивая до крови колени, православные и католики направились каждый к своему храму. Удивленные таким количеством прихожан, да еще и на коленях, священники с потаенной мыслью о конце света немедленно известили город колокольным звоном о начале службы.

Евреи разбрелись кто куда. Сердито потопал домой и бургомистр. Настроение у Якуба Шольца было плохое… Сегодня предполагался день забав, и первая была испорчена, оставалась надежда на вторую — вечером во Львове должен был состояться бал.

Около полуночи, когда город уже купался в бледном сиянии луны, шаги одинокого прохожего звонко отразились от стен Доминиканского собора. Бесформенная тень падала на мостовую, длинный плащ окутывал прохожего до самых ботинок. Миновав Кривой Круг, он двинулся улочкой Божьего Тела. Сделав несколько шагов, услышал жалобное нытье:

— Подайте, добрый пане…

Прохожий остановился и взглянул на нищего. Вид того был страшен, если не сказать — ужасен. Ночь вносила что-то отвратительное в его облик: жалкое рубище, дрожащие костлявые руки и уродливое лицо с единственным глазом.

— Извини, бедняк, — сказал прохожий, — но в такую пору ходят только те, у кого за душой не больше, чем у тебя…

— Пан вправду не имеет? — прошепелявив нищий. — Я думаю, пан богатый…

— Хотел бы я, чтобы это было так, — вздохнул прохожий.

Нищий жалобно затоптался вокруг, тряся своими лохмотьями.

— Подайте, подайте, подайте…

— Иди прочь, дурень! — теряя терпение, воскликнул прохожий.

— Деньги! — вдруг прошипел нищий и наставил свои пальцы-крючья, готовые вцепиться в шею упрямца.

Из тени от дома выступило еще несколько силуэтов в обносках. В руках нищего появился нож.

— Я с тебя шкуру сдеру! — прошипел он.

В ответ кулак прохожего разбил ему нос и сбил с ног. Нищий распластался на мостовой, воя, как пес, истекая кровью. Прохожий тем временем, отступив назад, выхватил саблю. На разбойников это подействовало, как заклятие: они замерли, сжимая ножи и палки.