Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Ветра не было… Ночь стояла ясная и спокойная. Лучи месяца лунатиками бродили среди роскошного колосья, пугая сверчков и бесцеремонно натыкаясь на спящие васильки и маки.

Омелько шел впереди, величественно переставляя ноги, и дышал гордо и ритмично, как легендарный Леонид, ведя свое немногочисленное, но отважное войско. Над ним возвышался пан Бень, опасливо озираясь по сторонам… Этому могущественному спартанцу в каждом шуршании полевой мыши вспоминалась колдовская нечисть, что тихо к нему подкрадывалась, а в каждой летучей мыши — крылатый василиск.

Следом за паном Бенем, ведя коня, шел Христоф, добавляя к тяжелому дыханию двух ведьмоборцев хрупкую мелодию шпор. Пана Беня эта мелодия успокаивала, а Омелько вдохновляла. Самого же Христофа такая таинственность смешила, однако предвкушение уютного дома и хорошего ужина, обещанных писарем, заставляли подыгрывать этому добродушному борцу с нечистью.

Следом за конем, уклоняясь от взмахов хвоста этого благородного животного, шел граф Хих. Его благородные глаза, что светились в темноте, больше смотрели на тропу, поскольку следы, которые оставлял впереди конь, кое-где липли к сапогам и скверно пахли. Последним шел графский слуга. Он молча вглядывался единственным глазом в темную фигуру хозяина и ничем больше не интересовался.

В конце концов поле закончилось, и тропа, выпрыгнув из жита, повелась дальше серой лентой между темной травы к одиноким огонькам вдали, у которых перебрехивались время от времени собаки. На меже росло высокое и ветвистое дерево, плоды его зацвиркотели под ногами и в конских зубах.

— Это яблоня, — тихо сказал Омелько, — один жид когда-то ее посадил… Но яблоки такие кислые, что, кроме лошадей, их мог бы есть разве что черт.

— Вряд ли, — отозвался Хих.

Грязно выругавшись и не по-графски плюнув, он метнул в темноту надгрызенный плод и сердито добавил:

— Жидва…

Со стороны села послышалось какое-то дикое хихиканье. Конь резко поднял голову и тревожно заржал.

— Ну-ну, — сказал Омелько, вытянув в ту сторону шею, — покажись мне…

Впрочем, искренне говоря, отважный писарь и понятия не имел, что будет делать, если вдруг окажется лицом к лицу с кем-то из некрещеной братии. Но он был не один, а это обстоятельство делает кого-то героем.

Месяц должен теперь висеть над головой, но он, по неосторожности зацепившись за Лысую Гору, подрагивал одиноким пленником почти над горизонтом. Xиx легонько дунул в ту сторону, и он, раскачавшись, двинулся вверх, постепенно уменьшаясь.

— Эй! — вырвалось за спиной, затем кто-то грохнулся.

— Кум? — тревожно молвил Омелько.

Пан Бень сидел на куче раздавленных яблок и жалобно стонал:

— Люди добрые, ну это уже слишком. Раков в шинке я еще мог стерпеть, но ведь месяц — не рак!.. Нет, теперь ни капли в рот.

— Тю! — насмешливо ответил писарь и схватил кума под руки, делая отчаянную попытку поднять его на ноги. — Что вы там придумываете!

В это время какой-то дикий смех прозвучал совсем близко, и на усеянной луной тропинке появился странный всадник: голая и растрепанная женщина сидела на плечах у тучного человека, держась обеими руками за его роскошные усы, правя ими, как вожжами. Конь курьера, увидев такое зрелище, рванул прочь, и пока Христоф его сдерживал и успокаивал, странное порождение ночи уже шуршало в жите.

— Свят, свят, свят, — пронеслось между присутствующими, а Xиx отступил от них на три широкие шага.

— Это наш староста, — выдавил из себя Омелько, — ах, оседлала, безумная…

— У-у, нечисть! — вдруг завил пан Бень и, ухватив яблоко, метнул его в жито.

По правде, это было скорее проявление отчаяния, чем смелости.

— Так их, кум, — обрадовался Омелько, получив неожиданную поддержку, — пусть только еще появятся.

Словно услышав писаря, в небе промелькнуло две тени и, покружив вокруг месяца, исчезли за Лысой Горой.

— Ты смотри, — процедил тот, хватаясь и сам за яблоко.

Через миг в небо выплыла еще одна тень. Она двигалась медленно и горделиво, минуя звезды и не глядя на людей внизу.

— На тебе! — выпалил Омелько, метнув в нее кислицей. Однако, не достигнув цели, яблоко брякнуло в нескольких шагах от него.

— Кидайте, кум, — живо взбодрил он пана Беня.

Тот широко замахнулся, но с ужасом почувствовал, что его огромная рука с силой стеганула кого-то по голове. Граф Хих, только вскрикнув, распластался на земле. Шляпа налезла ему на лицо, закрывая удивленную рожу.

Тень вверху заметалась. Христоф четко видел женские очертания верхом на метле. Получше прицелившись, он, вслед за писарем, вовсю швырнул в цель несколько гниляков. Теперь ведьме несдобровать! Глаз стрелка его не подвел: раз с десять перевернувшись в воздухе, она так затрещала в ивняке над Полтвой, что все соловьи вокруг замолчали и еще долго не решались подать голос.