Роберт Фаббри - Веспасиан. Павший орел Рима

Клемент повернулся к Сабину.

— Надо найти моего слюнявого идиота-патрона. Он явно прячется где-то во дворце. Можешь идти, мой друг. Дело сделано. Уходи из города, пока о случившемся не узнал весь Рим.

— Думаю, Рим уже узнал, — ответил Сабин.

Весёлый хохот, что только что доносился из театра, неожиданно сменился яростным рёвом.

Сжав на прощание плечо шурина, Сабин развернулся и бросился вон из дворца. Он бежал вниз по Палатину, и со всех сторон доносились крики боли и ужаса. В городе началась резня.

еспасиану понравилась постановка, пусть даже император постоянно прерывал сценическое действо.

Плавтов «Клад» не входил в число его любимых пьес. Нет, двусмысленные диалоги, сюжетные недоразумения и то, как персонажи гонялись друг за другом, пока один из героев, Эвклион, пытался сберечь только что найденный им клад, всегда от души смешили его. Но дело было в другом: он отлично понимал Эвклиона, который не желал расстаться даже с малой толикой найденных им денег.

А вот выступление юношей-акробатов, кувыркавшихся на сцене, не вызывало у него особого восторга, в отличие от дяди, Гая Веспасия Поллона, сидевшего с ним рядом. Тот был просто очарован ловкими движениями гибких тел выступающих. Поэтому, ожидая начала следующей комедии, Веспасиан прикрыл глаза и безмятежно задремал, думая о своём маленьком сыне Тите, которому недавно исполнился год.

Проснулся он от резкого гортанного крика, перекрывшего жидкие аплодисменты, которых удостоились акробаты. Он поискал глазами источник крика. Примерно в двадцати шагах слева от него на лестницу выбежал германец из числа личной стражи императора. Его правая рука была вскинута вверх и забрызгана кровью.

Горланя что-то непонятное на своём родном языке, он бросился к своим восьмерым товарищам, охранявшим вход в императорскую ложу, которую совсем недавно покинул Калигула. Ближние зрители в ужасе наблюдали за тем, как он сует окровавленную руку в лица своим бородатым сородичам.

Веспасиан повернулся к дяде, который всё ещё продолжал рукоплескать полунагим акробатам, встал и потянул Гая за рукав туники.

— Кажется, сейчас произойдёт нечто скверное. Нужно немедленно уходить отсюда.

— Что такое, мой дорогой мальчик? — растерянно спросил Гай.

— Нужно уходить, прямо сейчас!

Тревога в голосе племянника вынудила Гая поднять с места свои телеса, убрать с глаз тщательно завитые локоны и бросить прощальный взгляд в спину уходящим акробатам.

С опаской покосившись через плечо, Веспасиан увидел, что германцы одновременно обнажили свои длинные мечи и вскинули их над головой.

Их лица были искажены яростью; из глоток рвался свирепый рёв. Впрочем, он тотчас оборвался, и на мгновение в театре воцарилась напряжённая, липкая тишина. Затаив дыхание, зрители смотрели на девятерых бородатых варваров. В следующий миг в воздухе сверкнул меч, и над рядами, разбрызгивая кровь на растерянных зрителей, пролетела чья-то отрубленная голова.

Две-три секунды тело обезглавленного зрителя — сенатора — извергало на сидевших рядом фонтаны крови, после чего повалилось на другого, ничего не понимавшего старика, также сенатора, сидевшего впереди. Увы, он тотчас стал очередной жертвой ярости германцев: не успел он повернуться, чтобы понять, что происходит, как в разинутый рот ему вонзился меч и вышел уже на затылке. Бедный старик даже не успел моргнуть.

На миг зал снова оцепенел. Затем тишину пронзил женский крик — это отрубленная голова упала на колени какой-то зрительнице. Разразилась настоящая какофония ужаса. Люди бросились к выходу. Размахивая мечами, германцы ринулись вперёд, безжалостно прокладывая себе путь во всеобщей давке и оставляя после себя отрубленные конечности и бездыханные тела тех, кто оказался не слишком проворен и имел несчастье подвернуться им под руку. В императорской ложе старший сенатор, оцепенев от ужаса, впился испуганным взглядом в бородатого варвара, а в следующий миг, перепрыгнув через ограждение и дрыгая в воздухе руками и ногами, полетел вниз на головы обезумевшей толпы.

Отпихнув в сторону какую-то визжащую матрону, Веспасиан толкнул Гая вперёд, пытаясь пробиться к ближайшему проходу, который вёл вниз, к сцене.