Олег Яковлев - На златом престоле

Шумно пировал Давидович в окружении ближних своих бояр, раз за разом поднимал богатырскую чару, пил за свою сумасшедшую удачу, за успех как на ловах, так и в прочих предстоящих делах. Подвыпив изрядно, говорил, похлопывая по плечу Ивана Берладника:

— Добудем для тебя, брат, добрый стол. Токмо будь мне верен. Я тебя не брошу, не подведу.

Иван улыбался смущённо, благодарил за своё спасение. Голос у него был хриплый, не прошли даром годы сидения в суздальском порубе.

Уже поздно вечером, когда Иван прилёг отдохнуть возле вежи на кошмы, сел рядом старый друг и соратник — сотник Нечай. Как услыхал Нечай о нежданном спасении князя от лютой беды, тотчас примчал к нему с берегов голубого Дуная во главе небольшого отряда разноцветно наряженных кто во что берладников. Вольные люди на конях с саблями, в основном славяне, хотя встречались среди них и угры, и болгары, и даже печенеги, всюду теперь сопровождали Ивана — и в походах, и на ловах. Так образовалось у него под началом маленькое войско. Князь Изяслав смеялся, говорил шутливо Ивану:

— Ну вот, брат, топерича дружина у тебя своя есть.

...Нечай вёл речь тихо, едва слышно. В отблесках костра Иван видел его густо перерезанное шрамами и морщинами смуглое обветренное лицо.

— Остерёгся бы ты, княже. Княгиня Изяславова очей с тебя не сводит. Холопку присылала, да тебя тогда в тереме не было. Люб ты ей, видать. Али просто так...

— Что несёшь, Нечай?! Экую глупость городишь! — Иван поднялся на локтях. Хмеля в голове как не бывало, гневно, с прищуром смотрел он на старого приятеля.

— Эх, княже! Ты думаешь, почто тебя Давидович освободил и из-за того едва с Долгоруким покойным в прю не ввязался? Без княгини еговой тут не обошлось. Хочешь, княже, совета доброго? Брось ты Киев с его палатами золотыми. Айда на Дунай!

Тамо и воздух чище, и дышится вольней. Вот тамо и натешимся. А тут... Опасно тут, Иване. Боюсь, лихо нам будет.

Нечай тряхнул начинающими седеть густыми кудрями.

— Слушаю и дивлюсь, воевода. Когда то было, чтоб ты боялся! — недоумевающее воскликнул Иван. — Да и как мне уйти! Князь Изяслав Давидович меня, почитай, от смерти спас. Что ж я, неблагодарностью отвечу? И ко княгине его притронуться не посмею.

Нечай горестно усмехнулся.

— Гляжу, прям ты, княже. Открыта душа твоя. Вот и я ранее таким же был. Совестливым. Теперь жизнь научила. Вот тебе мой совет. Княгине Марфе не отказывай. Жёнка она хитрая, мужу найдёт что сказать. А откажешь — врага в ней лютого наживёшь. Но лучше — ушли б мы отсель.

— Хватит, один раз польстился на ласки бабьи. В поруб из-за того попал.

— Ты о княжне суздальской? То иной случай был. Оба молоды, пылки были. В том себя не кори. Ныне — инако.

— Как же я тогда князю Изяславу в глаза глядеть буду!

— А как он глядит на свою половчанку после ночи с очередной рабыней?! Оставь толковню сию, Иване!

Нечай устроился на кошмах неподалёку от Ивана. Князь-изгой промолвил, оканчивая разговор:

— Думаешь, легко мне тут, в Киеве, без удела? Да токмо ведаю: Галицкий Ярослав Берлад наш прибрать к рукам мыслит. Спит и видит вольницу нашу на корню сничтожить. Да боится он, покуда Давидович за меня стоит, рати не хочет, выжидает, змей лукавый. Вот почто я тут обретаюсь, Нечай. Буду просить, чтоб отпустил на удел какой или дал ратников. Тогда б и ушли мы с тобой в Берлад, а тамо... Да Бог весть, как оно сложится. Давай-ка спать, друже. Утро, как говорят, вечера мудренее.

...Наутро охота была продолжена. В глухой чащобе, в сосняке обнаружили ловчие матёрого бурого медведя. Как было условлено, громкими криками и шумом сорвали они лесного исполина с места, и бросился преследуемый изрыгающими неистовый лай собаками хозяин леса прямо навстречу князю Изяславу и его свите.

Хоть и ждали ярого гостя ратники, а наскочил он на них из-за дерева стремительно и внезапно. Накинулся на княжьего коня, сбил его с ног, с рёвом вцепился Давидовичу в тимовый сапог. Запутавшись в удилах, князь тщетно старался выбраться из-под крупа павшего скакуна. Гридни его обомлели от неожиданности. Не растерялся один Иван. Подхватив длинное остроконечное копьё — рогатину, встал он на пути свирепого медведя. Яростно бросился на нового противника могучий зверь, но остриё копья упёрлось ему в грудь. И чем сильнее рвался вперёд хищник, тем глубже входило оно в его плоть. Тут уже и гридни спохватились, и Давидович освободился от пут. Когда же подбежали они к Ивану, зверь уже издыхал, бился в судорогах.