Олег Яковлев - На златом престоле

Подробно рассказал Избигнев об Угрии, о своей поездке. Умолчал о том только, что бились они с Фаркашем на саблях, и невесть чем окончился бы жаркий поединок на Вишеградской круче [212] Вишеградские Горы — возвышенность в Венгрии, на правом берегу Дуная. над Дунаем, кабы не разняли их королевские слуги. Так распорядилась королева Фружина. Сама она, неведомо как прознав, примчалась к месту их схватки в крытом возке, решительно, не убоявшись сверкания смертоносных клинков, встала между сражающимися. Гневом пылали светлые очи. Сказала Фружина с раздражением Избигневу:

— Посол ты, князя свово здесь представляешь. К месту ли игрища молодецкие учинять?! Более важные дела имеются!

Упал перед государыней Избигнев на колени, повинился. На Фаркаша же король сильно разгневался и велел ему убираться из Угрии. По слухам, обретается сейчас спесивый молодой барон у Мстислава во Владимире.

— У короля и королевы трое сынов. Средний, Бела, в Далмации [213] Далмация — приморская область в Хорватии. , в Сплите посадничает, а двое других, Иштван и Геза, при матери, — рассказывал Избигнев. — И намекнула крулева Фружина, что у тя, княже, дщерь растёт.

Ярослав нахмурился.

— Мала дочь моя! Какая из неё невеста?! — с заметным недовольством отрезал он. — От груди кормилицыной давеча оторвали.

— Оно понятно, — кивнул Избигнев. — То, мыслю, больше на будущее толковня. Соуз с тобою вельми для угров важен. Окромя того, мать твою помнят в Эстергоме, и деда твоего, короля Коломана. О том многие бароны баили. И Кукниш в первую голову. Хром, мол, горбат да крив был король Коломан, зато разумом всех прочих превосходил.

— Вот как, — Ярослав усмехнулся. — Верно, припомнили ещё, что сам я в Эстергоме на свет Божий появился. Отец с матерью тогда из Перемышля к уграм бежали. Что ж, разумею намёки эти. Не все Гезой довольны. Дед у меня, конечно, государь знаменитый был. Да только несоединимое, друже, не соединишь.

Вера у нас с уграми разная, свычаи — обычаи иные совсем. Потому пускай болтают бароны, что хотят. Меня угорский стол не прельщает. Свою землю беречь и укреплять — в том назначенье своё вижу.

Весь вечер они просидели вдвоём в палате на верхнем жиле. Говорили о Долгоруком, о Берладнике, о последней войне на Волыни. Ярослав понимал одно: предстоит ему в скором будущем делать выбор. Или держаться, как прежде, тестя, ходить в его воле, или... всё чаще мысленный взор его обращался в сторону Волыни...

Пока он ничего ещё не решил. Надо было выжидать, постепенно обрастая новыми связями, новыми союзами. Отправлялись послы в Краков — к Болеславу Кудрявому, в Прагу — к королю Владиславу Второму, в дальнее Поморье.

Плёл Ярослав запутанную тонкую паутину, вёл на западнорусских просторах сложную хитроумную шахматную игру. И главные ходы предстояло ему сделать в скором будущем.

Ещё издали заметил Семьюнко над Киевскими горами яркое зарево огня. Взметались в голубое весеннее небо ярко-оранжевые сполохи, над ними клубились густые клубы чёрного дыма.

— Пожар! Сего токмо не хватало! Что ж делать?! — соображал рыжий отрок, глядя, как другой столб пламени поднимался над Замковой Горой. Летели горящие головни.

От греха подальше Семьюнко свернул вправо и спустился по склону холма к самому Днепровскому берегу. Конь медленно затрусил по прибрежному песку. В стороне слева остались деревянные строения Выдубичского монастыря. Впереди завиднелись Печеры, за ними белела одноглавая церковь Спаса в княжеском селе Берестове [214] Берестово — княжеское село под Киевом. .

Меж тем пожар разрастался, пламя вырывалось из-за белой церквушки, Семьюнке даже почудилось, что слышит он, как неистовствует, беснуется стихия, как шумит, раздувая огонь, яростный ветер.

...В Киев он отправился после беседы с Ярославом. Князь просил потихоньку разузнать, разведать, чем живёт, чем дышит стольный город. В калите Семьюнко вёз грамоту боярину Нестору Бориславичу. У него Ярослав советовал отроку остановиться в Киеве. Старый знакомец боярин Нестор, да и, кроме того, явный противник он суздальского засилья.

Другое дело было семейное. Решил Семьюнко ответить-таки согласием на предложение Долгорукого. Ходить вокруг да около сестры-вдовы ему порядком надоело. Мучила его, конечно, страсть, ночами снилась ему Оксана, знал, чуял, что любит и будет любить он только её одну, но ведь не станешь же всю жизнь обивать впустую пороги её хором в Коломые и слушать насмешливые холодные слова. Да и золото обещанное... От золота Семьюнко не отказывался никогда.