Бенито Гальдос - Кадис

– Я был обманут ее показной святостью, мне и в голову не приходило, что Асунсьон способна на такую слепую, безрассудную страсть.

– Уму непостижимо, до чего она лицемерна. Она научилась так скрывать свои подлинные чувства, что решительно всех ввела в обман.

– Послушай, Инес, я должен наконец высказать тебе все, что у меня накопилось на сердце. Я был убежден, что в лорда Грея влюблена ты. Все, в том числе и Амаранта, думали то же самое.

– Я знаю. В этом моя вина. Желая спасти подругу от суровых материнских выговоров и наказаний, я молча сносила все подозрения и упреки. Ко мне графиня была снисходительнее, в конце концов все ограничивалось только записками и кое-какими мелочами; так создалось обманчивое мнение о моей ветрености… Порой я даже сознательно брала на себя прегрешения Асунсьон, мне это было на руку… Ты понимаешь? Я с таким удовольствием бесила дона Диего, а он клялся, что никогда не женится на мне.

– Он надеется, что в скором времени ты отдашь ему свою руку.

Тут Инес впервые за тот вечер рассмеялась.

– Я знала, – добавила она, помолчав, – что подозрения падают на меня, и молчала. Я никогда не выдала бы бедную Асунсьон… Я надеялась выбить из ее головы безумную мысль и однажды едва не добилась своей цели… К каким только хитростям не прибегал лорд Грей в своей опасной игре! Тебе известно все, что случилось в тот день, когда мы отправились в кортесы? Право, ты странный человек! Я надеялась, что ты по-прежнему будешь приходить к нам по вечерам, и хотела все рассказать тебе. Шли дни, месяцы, а я, покинутая всеми, предоставленная самой себе, всячески оттягивала замужество в надежде, что наступит день, и я стану свободна… Но уйдем немедля отсюда. Боже, как уже поздно!

– Инес, я снова нашел тебя, снова завоевал после того, как считал навсегда потерянной, – сказал я, забывая обо всем на свете. – Ты для меня воскресла из мертвых. Дорогая моя, последуем примеру Асунсьон и лорда Грея, уедем далеко-далеко отсюда.

Инес с укором посмотрела на меня.

– Как, ты согласна вновь вернуться в эту тюрьму, еще более мрачную и суровую, чем дом Рекехо? [131] Рекехо – персонаж романа «19 марта и 2 мая». – сказал я в сильном возбуждении и сжал ее пальцы в своих руках.

– Придется ждать, – ответила она. – Проводи же меня домой.

– Снова туда! – воскликнул я, раскинув руки и преградив ей дорогу в страстном желании воздвигнуть перед Инес нерушимую стену и отгородить ее от всего остального мира. – Снова туда! Но ведь мы с тобой больше никогда не увидимся. Донья Мария прикажет, и двери этого ада навсегда захлопнутся передо мной. Инес, дорогая, идем к Амаранте, вдвоем с ней мы убедим тебя. Там, в ее доме, ты узнаешь то, что для тебя важнее всего на свете.

Но Инес не терпелось поскорее покинуть дом лорда Грея.

– Ну, еще одно мгновение, одно мгновение! Я месяцами не вижу тебя. Один Бог знает, когда мы снова встретимся. Знаешь, правительство направляет войска в Картахену морем, на помощь партизанским отрядам в Кастилии. Я назначен в эту экспедицию, и, сама понимаешь, мой долг повиноваться приказу. Когда мы увидимся вновь? Никогда. Не расставайся же со мной этой ночью. Уйдем отсюда, я провожу тебя в дом графини, твоей кузины.

– Нет, домой, только домой!

– Дверь твоего дома – могильная плита. Когда она за тобой закроется, всему конец.

– Нет, я не желаю поступить, как Асунсьон, и, дождавшись, когда графиня уснет, тайком бежать из дому. Я желаю освободиться из моей тюрьмы при свете дня, выйти на глазах у всех из распахнутой двери. Идем. Боже мой, на какой безумный шаг решилась я сегодня. Где ты, Асунсьон? Неужели ты умерла для меня и для всех остальных?.. Ни минуты дольше я не останусь здесь. Мне кажется, будто я слышу голос доньи Марии, она зовет меня, от страха у меня волосы становятся дыбом.

Инес шагнула к выходу. В тот же момент до нас донесся шум экипажа с улицы.

Мы замерли на месте, прислушиваясь к шагам на лестнице; дверь гостиной открылась, на пороге появился лорд Грей. Хмурый, взволнованный, мрачный.

Он с удивлением взглянул на нас и попытался рассмеяться, но его искаженное лицо способно было выражать лишь гнев. Дрожа от ярости, англичанин заметался по гостиной, как тигр в своей клетке; порой он смотрел на нас, порой бросал нам какие-то отрывистые непонятные слова, потом что-то невнятно бормотал себе под нос, мешая английский язык с испанским.

– Доброй ночи, Арасели… А вы что делаете здесь, девушка? Ага… Мой дом служит убежищем для влюбленных… Вы счастливее меня… Будь прокляты юные ханжи! Такой человек, как я… Не надо было уступать… Клянусь святым Георгием и святым Патрицием!..