Бенито Гальдос - Кадис

Пресентасьон, подражая важной даме, встретившей на прогулке знакомого, учтиво остановилась перед доном Пако и, приветствуя его изящным поклоном, воскликнула:

– О, сеньор дон Протокол! Вы здесь? Как поживает сеньора донья Юстиция! Собираетесь ли вы быть на балу у барона Симиринганде? О чем пишет Пликисбургская газета?..

– Э… э… – взвизгнул дон Пако, с трудом удерживаясь от смеха. – Вы только поглядите, как эта девочка разыгрывает из себя взрослую особу. Нечего сказать, настоящий бесенок растет в нашем доме. Стыд и срам! И откуда только она набралась такого озорства?

А Пресентасьон, продолжая разыгрывать комедию, подбежала к Инес, умиравшей от смеха, и затараторила:

– Ола, мадама! Как vous portez-vous? [80] Вы поживаете? (фр.) Видели ли вы графиню? Я восхищена концертом и оперой Митридата! О мадама, andiamo a tocare il forte piano… [81] Давайте играть на фортепиано… (ит.) Вот маэстро, синьор дон Пакитини… Тан, тарала, тан, тин, тан.

И принялась танцевать менуэт.

– Послушайте, дети, – сказал добродушный дон Пако, пытаясь напустить на себя строгость, – вы получите прощение, если немедля прекратите эти шалости и усядетесь по местам. Вот-вот вернется сеньора.

Инес, не покидая своего поста у оконной решетки, поглядывала на улицу и время от времени повторяла:

– Вот-вот вернется.

Пресентасьон снова стала напевать, потом сказала:

– Мой ненаглядный Пакито, станцуй со мной – и получишь еще один поцелуй.

Не дожидаясь ответа, она подхватила старика и закружила его по комнате.

– Эта девчонка уморит меня! – стонал учитель, тщетно пытаясь вырваться из рук девушки.

– Ах, Пакито, радость моя, как я тебя люблю! – твердила Пресентасьон и вдруг неожиданно выпустила из цепких объятий своего злополучного партнера.

Бедняга упал навзничь, взывая к небесам о справедливости, а озорница воткнула розу в седые космы его парика со словами:

– Возьми, любовь моя, этот цветок на память обо мне.

Дон Пако попытался было встать на ноги, но Асунсьон легонько толкнула его, и он снова упал. Пресентасьон хотела удержать старика за лацкан, да так и осталась с куском материи в руке. Наконец дону Пако удалось подняться, но девушки со смехом и шутками погнались за ним, размахивая выбивалкой, и нечаянно задели алтарь; фигурки святых, подсвечники и все украшения с грохотом покатились на пол. Сестры бросились исправлять беду, а дон Пако, упав на колени и скрестив руки, устремил глаза ввысь и воззвал к Богу, меж тем как крупные слезы текли по его щекам.

– Господь всемогущий и милосердный, да будут сии мучения карой за мои грехи! Ты претерпел крестные страдания, Господи, а это – разве это не крест и не гвозди? Не терновый венец, не побои, не желчь и уксус? [82] В Евангелии говорится, что перед казнью Иисусу Христу дали напиток – уксус, смешанный с желчью. Ты справедливо караешь меня за то, что я собирался скрыть от своей госпожи шалости и проделки, которым неизвестно каким чудом обучились эти девочки. Но клянусь Твоими ранами, Господи, что впредь я буду верным и преданным слугой моей дорогой госпоже и что я не скрою от нее ни вот столечко из всего, что здесь сегодня произошло.

Дон Диего и я, продолжая исподтишка наблюдать эту сцену, решили наконец, что пора вмешаться и войти в комнату, но тут мы увидели, как Инес поспешно отпрянула от решетки, а мимо окна мелькнула человеческая фигура, тень, в которой мы узнали лорда Грея. Едва до нашего сознания дошло, что это он, как через решетку влетел конверт и упал посреди комнаты.

Дон Пако так и кинулся на него.

– Письмецо, а? Его сюда бросила мужская рука.

Инес, которая уже снова была у окна, в ужасе воскликнула:

– Донья Мария идет, донья Мария!

На миг девушки замерли, окаменели от испуга; потом с непостижимой быстротой стали собирать разбросанные там и тут вещи. Впопыхах, кое-как был восстановлен алтарь, одна поспешно срывала с себя украшения, другая переодевалась; но как ни проворно действовали девичьи руки, все находилось в таком хаотическом беспорядке, что не было никакой возможности привести себя и комнату в прежний вид. Сообразив, что девушки не успеют замести следы своего предосудительного поведения и будут пойманы на месте преступления, дон Диего шепнул мне:

– Бежим, друг мой.

– Куда?

– В Патагонию, к нашим антиподам. Неужто ты не понимаешь, что здесь сейчас произойдет?

– Останемся лучше на месте, друг мой, возможно, нам придется вступиться за бедняжек, если воспитатель их в самом деле выдаст.