Бенито Гальдос - Кадис

– В чем дело? – спросила Амаранта, притворяясь изумленной. – Мои слова вызвали недовольство дона Педро? Господи, только теперь я понимаю, что совершила неосторожность! Боже мой, какой вред я нанесла! Дон Педро, простите, мне, право, было невдомек… Неосторожным словом я разбила счастье двух сердец… Всему виною этот юноша. Теперь я вспоминаю, что моя подруга всегда советовала ему брать пример с вас и выражать свою любовь в таких же почтительных словах, как вы.

– Я всегда браню его за дерзость… – добавила донья Флора.

– Донья Флора треплет его за уши, когда он словом или делом переходит границы, а то и щиплет его за руку, когда они вместе прогуливаются.

– Сеньоры, прошу прощения, – сказал дон Педро, – я удаляюсь.

– Так рано?

– Своими глупыми шутками Амаранта разгневала вас.

– Я спешу в дом к графине де Румблар.

– Вы обижаете меня, сеньор. Как, покинуть мой дом ради другого!

– Графиня весьма почтенная особа, обладающая высокими понятиями о чести.

– Но она не шьет одеяний для крестоносцев.

– Зато графиня де Румблар не принимает у себя мелких политиканов и газетчиков, отравляющих воздух Кадиса.

– Вот как!

– В карты там тоже не принято играть. Туда не вхожи ни тщеславный Кинтана, ни педант Мартинес де ла Роса, ни безбожный поп Гальего, ни Гальярдо с его нечестивой философией, ни вылощенный Арриаса, ни безумный Капмани [44] Капмани Антонио (1742–1813) – испанский историк, филолог и политический деятель, один из инициаторов созыва Кадисских кортесов. , ни якобинец Аргуэльес. Графиня де Румблар принимает только тех, кто почитает церковь и короля.

С этими словами чучело отвесило поклон, который едва не сломал его пополам, и, горделиво выпрямившись, не спеша удалилось.

– Дорогая моя, – сказала донья Флора, – до чего же вы неосторожны! Какая непростительная оплошность, не правда ли, Габриэль?

– В самом деле, выложить ему все прямо в лицо!..

– Я боялась, мой мальчик, как бы он не обрушил свой меч тебе на голову.

– Графиня выдала нас, – сказал я с притворным гневом.

– Сущий чертенок.

– Дорогая моя, – начала Амаранта, – у меня не было дурного намерения. Поняв все, я стала на сторону бедного дона Педро. Право, донья Флора, это нечестно с вашей стороны. Через двадцать пять лет променять старого поклонника на этого непочтительного ребенка…

– Молчите, молчите, плутовка, – оборвала ее почтенная дама. – Мне не нужен ни тот ни другой. Если бы вы не смущали юношу своими вызывающими намеками…

– С этой минуты обещаю быть впредь таким же почтительным, умеренным и сдержанным, как дон Педро, – сказал я.

Донья Флора угостила меня сладостями, но вынуждена была прекратить разговор на эту тему, ибо тут к нам подошли другие дамы, принадлежавшие, как и хозяйка дома, к роду устаревших крепостей, давно отслуживших свою службу.

Я пересказал эту забавную сценку, разыгранную в шутку и недостойную серьезного внимания, потому, что она оказала большое влияние на последующие события, разговор о которых впереди, и доставила мне немало досадных огорчений. Так иной раз пустяковые и на первый взгляд незначительные случаи, не способные, казалось бы, нарушить мирное течение жизни, вызывают вдруг глубокие потрясения, когда этого меньше всего ждешь.

Вскоре в гостиную вошел достославный дон Диего, граф де Румблар-и-де-Пенья-Орадада; к моему великому удивлению, он не счел нужным приветствовать графиню, которая словно и не заметила его появления, а направился прямо ко мне, чтобы в любезных выражениях поздравить меня с быстрым продвижением по службе. Я нашел, что он очень изменился, по всей вероятности, из-за недавней болезни и пережитых волнений.

– Здесь мы будем с тобой дружить не меньше, чем в Мадриде, – сказал он, входя вместе со мной в комнату, где шла игра. – Я стану навещать тебя на Острове, а ты непременно должен по вечерам бывать у нас в доме. Скажи, приезжая в Кадис, ты останавливаешься в доме графини?

– Да, случается.

– Моя родственница не забывает своих преданных пажей. Тебе, верно, известно, что я женюсь.

– Графиня сообщила мне об этом.

– Графиня больше не идет в счет. Между нею и остальной семьей произошел окончательный разрыв… Ты играешь?

– Сыграем.

– Здесь хоть дышать можно, друг мой. Я сбежал из дому, ведь там собирается по вечерам не светское общество, а конклав священников, монахов и прочих заклятых врагов свободы. У нас только и знают, что поносить журналистов и сторонников конституции. В нашем доме, Габриэль, нельзя ни в карты поиграть, ни потанцевать, ни промочить горло, там ты не услышишь ничего, кроме глупых и плоских суждений… Но так или иначе ты обязательно должен прийти ко мне. Мои сестры хотят познакомиться с тобой, они так мне и сказали. Бедняжки пропадают со скуки. Лишь один лорд Грей немного развлекает девушек… Так придешь? Только не вздумай разыгрывать из себя либерала и якобинца. Открывай рот лишь затем, чтобы обрушить тысячу проклятий на будущие кортесы, на свободу печати, на французскую революцию, и не забывай склонять голову всякий раз, как тебе случится произнести имя короля или какое-либо заклятие по-латыни, а также если зайдет разговор о Бонапарте, Робеспьере или о другом исчадии ада. Попробуй не сделать этого, и моя мать тотчас изгонит тебя из дому, а сестры не смогут пригласить тебя к нам еще раз.