Янка Мавр - Человек идет! [В дали времен. Т. VIII]

Лишь тогда люди осторожно слезли с деревьев и потихоньку двинулись дальше.

же много дней стоит дождливая погода. Солнце ненадолго выглянет и снова прячется, не успевая просушить землю. В лесу по ночам страшно сыро и холодно. Долгие часы сидят люди где-нибудь под деревом, прижимаясь друг к другу и стараясь согреться. По всему телу беспрерывно течет вода; под ними набухают лужи. А ночь тянется, тянется бесконечно.

Наступает день, такой же облачный и дождливый, и приносит с собой только голод. Люди бродят по окрестностям, безмолвные и хмурые, довольствуясь всем, что попадает в руки. Исчезло их прежнее товарищество. Никаких «разговоров», никаких жестов. На звериных лицах осталось мало человеческого; все чаще и чаще они взрываются злобой. Как-то раз из-за жалкой лягушки едва не перегрызли один другому горло.

Мало-помалу они начали выбираться из влажного леса, направляясь в сторону возвышенности. Лес поредел, небо немного прояснилось, и они увидели перед собой новую местность. Вместо леса впереди лежала гряда каменистых холмов; между ними высилось множество громадных скал. В нескольких шагах от них две такие сомкнутые скалы образовывали нечто вроде навеса или каменной хижины. И когда вновь начался дождь, люди, разумеется, направились к этой пещерке. С каким же удовольствием мокрые и усталые люди расположились в сухой пещере! Казалось, они мгновенно забыли о голоде, холоде и обо всех прочих бедах. Кто сидел, кто лежал на сухой земле; быть может, впервые люди почувствовали себя «как дома».

А там, снаружи, ненастье разгулялось не на шутку. Особенно бесновался ветер, грозивший перейти в бурю. Все ближе раздавались раскаты грома.

Капли дождя долетали теперь до середины пещеры. Тут только люди заметили, что в другом конце ее, чуть повыше, тоже имелось отверстие, сквозь которое и падали капли. Не беда: расселись по углам — и все хорошо.

Буря те временем усиливалась; гром грохотал уже над самой пещеркой. Но зато как приятно было чувствовать, что он где-то далеко, что в пещере сухо и спокойно, тогда как там…

Но вот на сером фоне входа обозначился какой-то большой темный силуэт, остановился, будто в удивлении — и послышался грозный, хриплый рев.

Явился «хозяин дома», так называемый пещерный лев. Хотя его и нельзя было назвать царем тогдашних зверей, древним людям тех времен он, во всяком случае, казался царем.

Как безумные, бросились люди в другой конец пещеры, где, на их счастье, располагался второй выход. Зверь громко ревел им вслед. Рев заполнил всю пещеру и заглушил все: и крики ужаса, и шум бури, и даже грохот грома.

У выхода люди давили, душили друг друга. Каждый хотел выбежать первым. В вожаке в эти минуты проявилось нечто человеческое: он оттолкнул мужчин, успевших оттеснить от выхода женщин и детей, раздвинул в стороны толпу — и тем помог всему племени быстро выбраться из пещеры. Помогло и то, что лев немного замешкался, не зная, что за враги пробрались в пещеру и сколько их там. Когда же он прыгнул, то успел лишь чуть оцарапать выходившего последним.

Но без несчастья все же не обошлось. В суматохе у одной из женщин выскользнул из рук полугодовалый младенец. Он плакал, оставшись один в пещере, а мать металась у входа и не знала, что предпринять. Сердце ее разрывалось от жалости; несколько раз она бросалась вперед, будто намереваясь напасть на льва. Но она чувствовала, что попытка спасти ребенка окажется тщетной, тем более, что она осталась в одиночестве: прочие успели убежать.

А те без оглядки помчались в лес. Они словно по-прежнему слышали страшное рычание льва, к которому присоединялись раскаты грома и вспышки молний. Они остановились под ветвистым деревом, тесно сбились в кучку и так и стояли, дрожа от страха и холода. Дождь лил, как из ведра.

Между тем, лев-победитель расположился в собственном логове. Он даже не убил ребенка, а лишь с интересом присматривался к этому незнакомому существу. Ребенок жалобно пищал, размахивая ручками и ножками. Лев осторожно тронул его лапой, затем перевернул. Ребенок закричал еще громче.

Наконец эта забава надоела льву, и он придушил ребенка, придавив его своей тяжелой лапой. Лев был сыт, спокоен, ему было тепло и ничто не угрожало. Ему не к чему было ломать голову над тем, как выжить. Он и не обратил бы внимания на этих ничтожных двуногих существ, не забреди они в пещеру.