Фаина Гримберг - Судьба турчанки, или времена империи (триптих) - Призрак музыканта, Врач-армянин, Я целую тебя в губы

Когда нашему сыну было полгода, я его еще кормила, и поняла, что у нас будет еще ребенок... Но я сразу как-то испугалась, опять придется испытать все неприятные ощущения, всю болезнь родов, и, может, это покажется мелочным, но я мечтала, что вот Лазар Маленький немного подрастет и я смогу нормально спать ночами, не надо будет кормить, менять пеленки... И еще надо было университет кончать... Когда первый раз случилась беременность, я так волновалась и радовалась, а теперь у меня были только эти мелочные и практические мысли... Лазар Маленький уже ел творожок и кашки, но я его еще кормила... Я сказала Кате, и она меня поддержала в этих моих мыслях и обещала все устроить и что я чуть ли не вечером того же дня буду дома... Я отнесла маленького к Софи и сказала, что я через несколько дней вернусь. Я на всякий случай сказала, что несколько дней и оказалась права, были какие-то осложнения, и несколько дней это продлилось... Я сказала Лазару, что моя сестра заболела и мне придется на несколько дней поехать... Он знал, что я почти не общаюсь со своими родными, но если сестра заболела... Софи, кажется, все поняла, но ничего не сказала... Когда она была на работе, Лазар смотрел за ребенком... Борис предложил ему куда-то пойти, Лазар отказался и объяснил, почему не может... Борис тогда еще не женился... Борис сказал ему, что догадывается, что со мной, и спросил, почему Лазар не пользуется этими презервативами... Лазару было неприятно, потому что Борис говорил о нашей интимной жизни, как о чем-то обыденном, что бывает у всех; и еще одно — Лазар не знал тогда, что такое презервативы, но ему было неловко признаться и он делал вид, будто знает, но даже такой маленький обман был ему неприятен... Но Борис и об этом догадался и стал объяснять ему, а Лазар прерывал его разными «да!», «я знаю», «конечно»... Лазар после мне все рассказал... Борис обещал ему раздобыть презервативы...

Когда я вернулась домой, у меня совсем не было ощущения, будто я убила живое существо, но я не очень хорошо себя чувствовала; еще немного шла кровь... И Лазар меня раздражал своим отчаянием и откровенностью, он говорил, что это очень страшно — такая жизнь, когда двое только и делают, что убивают своих возможных детей... Он действительно мучился... Но я устала телесно и хотела отдохнуть, и надо было опять ухаживать за ребенком; и все эти его слова об этих убийствах казались мне глупыми, неестественными, нелепыми какими-то... Когда я совсем выздоровела, он боялся быть со мной... Я стала плакать и ревновать его, кричала на него... Я боялась, что у него есть другая женщина... Странно, но мне совсем не было бы страшно еще сделать такое прерывание беременности. Я чувствовала, что это никак не повлияет на мою духовную жизнь, как не может влиять на нее любая незначительная болезнь... Лазар предложил пойти к Софи, посоветоваться... — Иди, — сказала я.—Я не пойду... Я знала, что Софи не захочет ему ничего советовать... Она умная... Он пошел... Вернулся растерянный, и сказал, что Софи очень твердо сказала, что именно по таким вопросам ничего советовать не будет ни ему, ни мне, и велела ему уйти, даже кофе не дала... Он попробовал презерватив, но это оказалось так противно и ему и мне; так нельзя было; как будто жизнь теряла какой-то свой тайный смысл, какую-то самую тайную свободу... Тогда Лазар сказал, что пусть у нас не будет телесной близости. Он знал, что я сейчас закричу, что у него есть другие женщины... Потому он даже приподнял руку, словно уже останавливал меня, и сказал, что совсем пусть ничего не будет, ни с кем, и пусть я этого не боюсь... Он правду говорил, и у него хватило бы сил на это. Но я слабее, и у меня уже не хватало таких сил; жить без него, без его тела, у меня бы мысли и чувства смешались, помутились, я не могу так жить, без него... Я сказала, что он не должен думать о детях, пусть я это буду решать, и ведь по логике природы я должна это решать... Конечно, он постепенно успокоился... Я не хотела детей после нашего сына... Мне и сейчас кажется, что любимый ребенок бывает один, а все остальные — их меньше любишь... Приходилось еще делать эти прерывания беременности... Лазар, кажется, привык, но я чувствовала, что он всякий раз мучается... И девочки родились, потому что, я знаю, ему было приятно чувствовать, что от него родится новое живое существо... Когда наконец-то мы переехали в эту двухкомнатную квартиру, он сразу сказал, что пусть у нас будет трое детей, ведь у нас теперь есть квартира... Мы ночью разговаривали, и он сказал, что с тремя детьми он уже не будет чувствовать себя убийцей... Я не стала уже разубеждать его, говорить, что он не убийца... Если у человека такое глубинное убеждение о чем-нибудь, зачем оскорблять его, пытаясь его переубедить... Так родилась наша младшая девочка... После нее у меня обострился туберкулез... И больше не было беременностей; может быть, это связано с болезнью легких... Мне кажется, Лазар больше любит дочерей, чем сына... Сын появился на свет как-то естественно; а дочерей он, словно бы сам спас об небытия... Лазар мне говорил, что его мучает мысль, что болезнь обострилась после рождения девочки... Он снова чувствовал себя виновным, ведь он так хотел, чтобы она родилась... Теперь он обвинял себя в том, что не думал обо мне... Но я ему говорю, что такого чудесного человека, как он, вообще не бывает на свете, и это счастье, что я увидела его и что он со мной... А странно, я не помню, как я его увидела в первый раз... Кажется, в какой-то аудитории в университете...