Фаина Гримберг - Судьба турчанки, или времена империи (триптих) - Призрак музыканта, Врач-армянин, Я целую тебя в губы

— Свободная женщина читает французский роман! — Сабире расхохоталась.

— Это одно из ранних произведений Бальзака,— нерешительно произнесла я.

— Ах ты, ученая головка! Между прочим, в субботу вечером собираемся на вилле.

— Я хотела бы поехать,— быстро откликнулась я.

— Я заеду за тобой?

— Да, теперь заезжай открыто. Ничего нет страшного в том, что я ночую у подруги.

Надеюсь, там будет Мишель.

Сабри все не несет записку. А если я была для Мишеля всего лишь минутной прихотью? Нет, не верю...

Снова думала о Полине и Феодоре — героинях «Шагреневой кожи». Одна — Феодора — светская дама, роковая женщина, бессердечная, но по-своему обаятельная красавица; другая — Полина — ангельская красота, кроткая женственность, готовая жертвовать собой во имя любимого. Настоящий идеал! Но я все же не такая. Нет, не такая. А какая я? Можно ли узнать себя? То, что видят люди,— это одна я, для Мишеля я — иная, для мамы — третья, для самой себя — четвертая. Нет, это бесплодные размышления.

Наконец-то! Сабри принес записку в запечатанном конверте. Элени проводила его ко мне. Днем. Джемиля не было. Завтра!

Примчалась к Мишелю. Несколько чудесных часов полной, счастливой жизни. Я сказала, что Сабри лучше приходить днем, когда Джемиля не бывает дома. Миш ответил, что он и сам догадался предупредить Сабри.

— Ведь я люблю замужнюю женщину.

— А это не страшно, что Сабри так много знает о нас?

— Я ему доверяю, я ведь тебе уже говорил. Не думай об этом. Сабри — надежный человек.

Он как-то странно произнес это «надежный человек», будто речь шла не о слуге, переносящем любовные записки, а о каком-то заговорщике. Смешно!

Вернула ему «Шагреневую кожу» и высказала свои соображения. Но он все время прерывал мои рассуждения поцелуями. Я даже немного рассердилась.

— Женщина, предпочитающая мыслить, а не целоваться, — чудо!

— Тебе не нравится такое чудо?

— Мне все в тебе нравится. Ты — моя, как мое тело, мои руки.

— Ты так нравишься самому себе?

— Но я ведь у себя один, другого меня у меня нет,— он улыбнулся и подмигнул мне, сильно зажмурив правый глаз.

— Но я не хочу быть ничьей собственностью.

— Хорошо. Тогда я убью себя и ты больше не будешь моей.

Вот наши разговоры! Когда запишешь, вроде бы и смысла особого нет и никакой оригинальности. Но когда говоришь и слушаешь, все эти незамысловатые реплики полны такого значения... Может быть, всему причиной интонации?

Я сказала Мишелю о вечере у Сабире. Он приедет.

Сабире заехала за мной. Джемиль был дома. Ну и пусть! Я не совершаю ничего предосудительного.

Вечер прошел чудесно. Как весело было притворяться, будто мы с Мишелем незнакомы. Я оживилась. Я не чувствовала себя теперь беззащитной, никому не нужной. Не собиралась вглядываться в чужую жизнь, ведь у меня теперь есть своя жизнь!

Обменялась несколькими фразами кое с кем из женщин. Но заметила, что они побаиваются меня. Теперь ведь и я стала женщиной. Я осознала силу своей привлекательности. Танцевала. Была сдержанна и горделива. Сабире гордилась мной. Ее спрашивали, кто я. Она ответила, что жена одного коммерсанта. Ее собеседник начал уговаривать ее пригласить его и меня к ней в гости в городской дом.

— Но это бесполезно, дорогой Сермед-эфенди! Абсолютно бесполезно.

— Что? Уже занята?

— Увы, верна супругу.

— И потому бывает у вас на вечерах?

— Что делать, бедняжке нравится воображать себя грешницей.

— Только воображать?

— И не более того.

Мы с Мишем слышали этот разговор, переглядывались исподтишка и едва сдерживали смех.

Миш снова пел. И никто не знает, что эти песни были для меня.

Живу от записки к записке.

Сегодня вечером после ужина разговаривала с Элени. Она рассказывала о своих родителях, о ребенке. Она надеется скопить себе приданое. Но эта война, подорожание всех товаров могут разрушить ее надежды. Подарила ей еще одно платье и брошку. Преданность нужно вознаграждать.

Сюрприз. Миш взял напрокат автомобиль.

Прокатились по Багдадскому шоссе. Автомобиль — это замечательно. Чудесные ощущения — быстрота, ветерок. Но я сердилась. Во-первых, Миш слишком тратится. Во-вторых, лучше не рисковать, пока я не разведена с Джемилем.

А после развода? Что будет? Сама не знаю. Лучше всего было бы уехать куда-нибудь в Швейцарию или в Париж. Вдвоем. А дальше? Ну, незачем загадывать так далеко.