Жрец и все собравшиеся вокруг жертвенника опустили головы и застыли в торжественном молчании. Слышно было, как гудит огонь да потрескивает хворост. Пискнула в ветвях дуба сойка, видимо, обнаружившая желанные желуди.
Вилауде взял миску с остатками крови и направился к старинному дубу, который рос в тридцати шагах от жертвенника. Он окропил кровью землю вокруг священного дерева, что-то бормоча вполголоса. Люди, пришедшие к жертвеннику, с удивлением и уважительным восхищением смотрели на священный дуб: могучий ствол, который не способны обхватить даже девять мужчин, огрубелая кора, изборожденная глубокими, наподобие канавок, выемками, и такая пышная крона, что под сенью дерева мог укрыться от дождя отряд всадников.
Жрец повернулся к людям и сказал:
— Подойдите все сюда, приложите правую руку к стволу священного дуба и поклянитесь мысленно, что никогда не откажетесь от своих богов, от свободы и будете защищать родной край до последнего вздоха, до последней капли крови.
Мужчины молча подошли к дубу, протянули руки и, опустив головы, стали шептать слова клятвы. Немой бегал вокруг, выискивая свободное местечко, чтобы тоже присоединиться к ним. Он упал на колени и на четвереньках прополз к дереву между ногами молельщиков. Спустя минуту послышалось мычание, которое чем-то напоминало плач.
На этом обряд жертвоприношения закончился. Князь Скирвайлис взял жреца под руку и повел священной рощей в сторону лужайки, где уже были расстелены кабаньи шкуры, пестрые холстины и выставлен бочонок медовухи. На угольях жарился козленок. Времени у всех было достаточно, и Скирвайлис в ожидании угощения решил потолковать со жрецом. Ведь старец много знал — к нему наведывались нередко люди из самых различных уголков Жемайтии, Литвы и даже из Занеманья. Князь решил поговорить с ним с глазу на глаз, и без сыновей, которым он предложил прогуляться по священной роще, полюбоваться могучими деревьями, порадоваться осенней тишине. Перенеся одну из кабаньих шкур на пригорок, подальше от людей, он расположился на ней, пригласив в компанию жреца Вилауде.
— Спасибо за жертвы, князь. Будем надеяться, что боги станут охранять нас, дадут нам силу, — начал разговор Вилауде.
— Одного козла съедим сейчас, а остальное оставляю тебе, служитель богов, — сказал Скирвайлис. — Кстати, хочу тебя спросить: новости из Литвы или орденских земель случайно не поступали?
— Нечем мне тебя обрадовать, князь. Со всех сторон сплошные черные тучи, — хмуро ответил жрец, одергивая полы своего хитона. Во время разговора он то вскидывал, то опускал седые кустистые брови, хмурясь так, что не видно было глаз.
— Мне нужно знать все, — перебил его Скирвайлис.
— Была короткая передышка, когда крестоносцы в отместку за Ритерсвердер пошли на Тракай и Вильнюс, — продолжал Вилауде. — Похоже, теперь примутся за нас. Витаутас подписал с ними мирный договор, снова нашу землю врагу отдал. Вызывается даже собственноручно обуздать нас. Хочет заткнуть волку глотку жемайтами!
Скирвайлис стиснул руки в кулаки и, прикрыв глаза, откинулся назад.
— Да разве мы дети не одной матери? — процедил он сквозь зубы. — Разве не болит у Витаутаса душа, когда он продает землю отцов?
— Может и болит, — пробормотал жрец.
— Нет! Не болит! — возразил князь Локисты, стукнув себя кулаком по колену. — Если бы хоть капельку болела, он бы так не поступил.
— В душу человека не заглянешь. Особенно если он правитель. Откуда нам знать его планы, — неожиданно вступился за Витаутаса старый жрец.
Это еще больше разъярило Скирвайлиса.
— Нечего заступаться. Ведь этот человек с легкостью отрекается сегодня от того, чему присягал вчера. Князь Витаутас трижды принимал крещение, я просто затрудняюсь сказать, какую веру он исповедует сегодня. Отрежет Жемайтию от своего государства, как лоскут, поскольку есть возможность пришить на востоке кусок побольше. Он якобы думает о государстве в целом, а не о людях одной с ним крови.
— Может, оно и так, — согласился Вилауде.
— Не может, а точно, жрец, — твердо сказал Скирвайлис. — Боюсь, как бы это его государство не расклеилось, наподобие горшка, слепленного из черепков.
— И такое случается.
Князь резко повернулся к жрецу. Похоже было, что он намеревается схватить его за грудки. Пристально глядя старцу в глаза, скрытые сейчас под густыми бровями, он спросил:
— Что нам делать, скажи? Может, броситься на колени да принять крещение, а? Ведь кое-кто в Жемайтии так и поступил.
Читать дальше