Альгирдас Поцюс - Заложники

Какой-то тоскливый ужас охватывал Морту Кунчинене по вечерам, когда в пустом доме не слышно было никаких звуков, кроме ее собственного тихого дыхания, поскрипывания стула или диванных пружин да монотонного тиканья старых стенных часов. У нее возникало желание все бросить и бежать куда глаза глядят и, лишь помотавшись по белу свету, успокоившись, возвратиться обратно. Сколько раз собиралась навестить своих институтских подруг, разъехавшихся по школам всей республики, а то отправиться в какие-нибудь экзотические края — на Кавказ или в Крым! Только тогда, считала Морта, уйдет гнетущее чувство и, вернувшись, она вновь сможет без отвращения бродить по большому пятикомнатному коттеджу и готовить обеды для своей маленькой семьи. В этом заключались ее постоянные, навязчивые мечты, нереальная, но до малейших деталей с величайшим удовольствием обдумываемая часть ее жизни. Иногда воображаемые картины переносились в сны, и женщине казалось, что нечто подобное уже было в ее жизни, только почему-то стерлось и поблекло в памяти.

Глава семьи Раполас Кунчинас, стоило жене заговорить о своих фантазиях, коротко и однозначно бросал ей: выкинь из головы, все это бредни, они не к лицу женщине, переступившей порог сорокалетия. Если уж так хочется, можно летом съездить в Палангу, а то в Вильнюс или Ригу… Разумеется, когда в колхозе поменьше дел. Ему казалось, что дома произойдет что-то непоправимое, если председатель колхоза ни с того ни с сего укатит с женой на недельку-другую проветриться и отдохнуть. И в самом деле, за пятнадцать лет председательствования в Трумплауке Кунчинас ни разу не был в отпуске и, правду говоря, не хотел его брать. О том же, чтобы Морта поехала одна, и речи быть не могло: без нее Раполас не знал бы ни что поесть, ни во что одеться, ни вообще как ему жить. Все свои бытовые заботы передоверил он жене и за долгое время совместной жизни потерял о них всякое представление. Морта Кунчинене прекрасно справлялась с возложенными на нее обязанностями, была толковой и изобретательной хозяйкой, к тому же с педагогическим образованием. Значит, и о воспитании дочери ему тоже не следовало беспокоиться.

В один из таких тоскливых вечеров сидела Морта на диване в углу гостиной и вязала затейливую накидку на подушечку. Сумерки сгущались, приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть петли; она отложила вязанье, откинулась на мягкую спинку и закрыла уставшие глаза. Задремала. Когда проснулась, в комнате было уже совсем темно, правда, мебель и другие предметы еще можно было различить. Все окружающее показалось Морте таким неуютным, надоевшим, опостылевшим… Не меняя позы, принялась она планировать, как следовало бы переставить мебель, чтобы гостиная изменилась, обновилась. Вот, скажем, если передвинуть диван к торцовой стене и рядом поставить журнальный столик с двумя креслами? Пожалуй, получился бы уютный уголок. А книжную секцию — напротив окон! Она бы там отлично смотрелась: всеми цветами радуги сияли бы стекла полок, пестрые корешки книг…

Не откладывая дела в долгий ящик, Морта Кунчинене поднялась, засучила рукава, отбросила прочь беспокойные свои мечтания и ринулась в бой. В такие моменты ею всегда овладевали энтузиазм, приподнятое состояние духа, словно перестановка мебели могла изменить всю ее жизнь. Весело напевая, убрала из гостиной кресла, скатала ковер, чтобы можно было без помех двигать тяжелые вещи. Но, вытерев во всех уголках пыль, вынуждена была притормозить — тащить в одиночку диван или шкаф ей было не по силам. Приходилось ждать дочку. Ниёле «на минутку» побежала к подружке узнать, что задано по алгебре, и вот-вот должна была вернуться. Конечно, заболталась. У семнадцатилетних, когда их начинают интересовать не только книги, но и парни, тем для разговоров хоть отбавляй!

Морта стояла у окна и нетерпеливо вглядывалась в темноту. Непредвиденная задержка в осуществлении задуманного несколько раздражала ее, сердила. Сначала взгляд побродил по соседскому двору, где у хлева можно было рассмотреть черно-пеструю корову и присевшую подле нее женщину в белой косынке.