Альгирдас Поцюс - Заложники

Снадобья оказались чудодейственными — чувство тяжести внутри исчезло, колики прекратились. Ему было так хорошо и спокойно тут после долгих, опасных скитаний, что не хотелось никуда уходить. Казалось, он мог бесконечно слушать эти будничные звуки: гудение огня, кошачье мурлыканье, позвякивание горшков, приподнимаемой над кастрюлей крышки, царапанье о подоконник березовой ветки. Мужчина отчетливо вспомнил, как собирался еще вчера на тот свет, и поэтому он почувствовал себя заново рожденным.

«Я выкарабкался, — повторял он мысленно. — Теперь-то уж буду жить долго».

Поев горячей картошки со шкварками, гость распрощался с хозяйкой. Разузнав у нее, что за населенные пункты находятся поблизости, мужчина прикинул мысленно, какой дорогой ему идти лучше всего. И хотя впереди его ждали новые опасности, однако главную, по его глубокому убеждению, он одолел тут, в этой крохотной хибарке, заботами маленькой, как ребенок, старушки.

Так оно и случилось. Беглец благополучно добрался до родных мест, где и дождался мирной поры. Прошло двадцать лет, и из памяти мужчины изгладилась та картина: осенний непогожий день, когда он, до крайности обессиленный, вышел наконец на опушку и увидел вдалеке сияющие ослепительно белыми стволами березы. Лишь изредка нечеткие, расплывчатые очертания мелькали в его воображении, и тогда он вновь видел себя, изможденного, оборванного, голодного, но, передернувшись, тут же отгонял эти картины прочь. А вот со сновидениями дело обстояло сложнее. Они были неподвластны его воле, преследовали постоянно и доставляли мучения. Во сне он видел все чересчур отчетливо, как в увеличительном стекле.

Откуда-то из теплого, мутного марева возникал крошечный язычок пламени — как прозрачная сливовая косточка. Он стремительно приближался, и вот бывший беглец видел, что это свеча. Пламя, как живое, трепеща, взметалось вверх, будто пытаясь дотянуться до чего-то, но потом, обессилев, снова сокращалось, становилось маленьким. Поглощенный созерцанием свечи, беглец не замечал даже, как чья-то невидимая рука ставила рядом с желтым восковым огарком потемневший от времени крест. И только спустя минуту из темноты появлялось мелкое бледное личико, подвязанное пестрой косынкой. Старушка сосредоточенно отправляла предсмертный ритуал. Заглядывая в потрепанный требник, она вполголоса бормотала слова, которые мужчина давно и хорошо знал и смысл которых, однако, не понимал. Отчаянным напряжением воли он пытался проникнуть в их суть, но ничего из этого не получалось.

Молитва была короткой, и старушка, захлопнув требник, бросала на него последний взгляд и произносила несколько слов, исполненных особенного смысла. Даже во сне мужчина замирал от трепетного почтения перед их величественным смыслом. Но каким? Понять его было равносильно раскрытию огромной тайны или постижению мудрого наставления, как жить дальше.

Охваченный странной тревогой, мужчина просыпался. Он лежал неподвижно и чутко, будто боясь растерять эти крупицы блаженства, невесть каким образом попавшие в его сновидения, пытался вспомнить те слова, но память молчала.

С годами эти яркие сновидения приходили все реже — по мере того, как отодвигались в прошлое, блекли переживания, их вызвавшие. Им, видимо, было суждено покрыться прахом забвения, если бы не серьезная опасность, подкараулившая на старости лет бывшего беглеца, а ныне главу солидной организации. Ни с того ни с сего почувствовал резь в желудке, стал быстро худеть. Встревоженные доктора только сочувственно покачивали головами, туманно разглагольствовали о причинах и характере болезни, отводя при этом глаза в сторону. Больного спешно положили сначала в одну больницу, потом перевели в другую. Однако мужчина, столько повидавший на своем веку, был тертый калач и сразу смекнул, какую правду хотят от него утаить. Но он не впал в уныние — наоборот, со снисходительной улыбкой наблюдал за возней, которую затеяли вокруг него эскулапы.

Промаявшись в больнице несколько месяцев и чувствуя, как продолжают таять силы, больной попросил отпустить его домой. Врачи, посоветовавшись с его женой, согласились.

Забрать больного приехал на отцовской машине сын. Молодой холостяк, не отличавшийся особой серьезностью, предпочитал учебе бесшабашные гонки на автомобиле. Вот почему, когда отец попросил его приготовиться к путешествию, чтобы завтра же отправиться в путь, сын только обрадовался.

— И куда мы с тобой поедем? — спросил он.