Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

Супружеские обязанности Евдокия исполняла уже без пылкости, но и не совсем равнодушно. Большего Юрий и не желал. Княгиня - не любовница, её дело дом блюсти и сыновей-наследников рожать. Не любовной утехи ради приезжает князь на свой двор...

На людях Евдокия показываться не любила, больше в хоромах сидела - при сыновьях, а душу отводила в ловитвах. Ловчие, состоявшие при княгине, доносили боярину Василию, что она и на коне скачет лихо, и из лука бьёт птицу на лету — воин, а не баба!

Ночевать в сёлах или боярских вотчинных хоромах княгиня не желала, приказывала ставить на полях войлочную юрту. Сидела перед юртой на кошме, смотрела на закат, пела протяжные половецкие песни - до первой звезды.

Печальные были песни, бесконечные, как сама половецкая степь...

Об Ульяне княгиня то ли знала, то ли нет - Юрий так и не понял. Может, и знала, но виду не показывала. У отца-хана было много жён, с которой хотел, с той и спал, а остальные на то не обижались. Сама же Евдокия верность мужу блюла, это Юрий знал точно.

Своей вины перед Евдокией он не чувствовал. Раздвоилось в нём и не пересекалось: любовь - одно, супружество - другое, отдельное, не для души — для жизни.

А если и виноват Юрий, то не он один. Евдокия тоже не без вины. С рождением первенца ушла из Евдокии возбуждающая мужское желание девичья трепетность. Охолодела, оравнодушилась Евдокия, сын Ростислав до остатка выпил из матери ласковое тепло. Если приходил Юрий к жене в ложницу - не отказывала, но сама не приближалась. Потом и такое случалось: ночует Юрий в суздальском дворце после долгого отсутствия, но от жены дожится отдельно. А Евдокия словно не замечает отчуждённости: спокойна, дружелюбна, разговоры только о сыновьях, о хозяйстве.

Теперь Юрий часто отъезжал из Суздаля на неделю, две, три, а то и на целый месяц — сызнова обозревал своё княжество, с удовлетворением отмечал перемены к лучшему. Украшалась Земля, становилась благолепней!

В спутниках Юрия - только немногие ближние люди: старший дружинник Дмитр, духовник Савва (ревностным оказался путешественником!), Тишка, кто-нибудь из местных мужей-вотчинников, гридни-телохранители. Иногда, если позволяли дела, присоединялся боярин Василий.

Вместе с Василием выезжали на высокие речные берега, обозревали заречные дали. Юрий мечтательно говорил:

- Здесь бы град поставить...

- Самое место для крепкого града, - поддакивал Василий. - И на Усть-Кзье, где вчера были, тоже место для града доброе...

И чудилось Юрию, как украшается земля новыми лепыми градами, плывёт над полями колокольный благовест и люди в праздничных белых рубахах выходят из ворот встречать князя-градостроителя...

Зачем Юрию беспокойные киевские дела?

Но в Киеве о Юрии Владимировиче, князе Ростовском и Суздальском, не забывали. В лето от Сотворения Мира шесть тысяч двадцать третье [78] 1115 г. в Суздаль прибыл посол от Мономаха, и не простой человек, но знатный муж из старой киевской чади, боярин Беловод. Великий князь Владимир Всеволодович звал сына на княжеский съезд в Вышгород.

Повод для княжеского съезда не показался Юрию значительным. Перенесение мощей святых мучеников Бориса и Глеба из ветхого деревянного храма в новопостроенную каменную церковь - дело скорее церковное, чем княжеское. Но киевский боярин был настойчив, повторял, что великий князь требует: князю Юрию Владимировичу быть в Вышгороде непременно!

Пришлось пообещать.

Потом долго сидели на совете с тысяцким Георгием Симоновичем и боярином Василием, прикидывали так и эдак. Должен же быть в княжеском съезде какой-то скрытый смысл!

Согласились на том, что Мономах сызнова решил перед всей Русью явить единство князей под рукой великого князя, а может, и место каждому князю указать в едином роде Рюриковичей. Под своим, конечно, верховенством.

Если так, то ехать в Вышгород надо, чтобы не оказаться в стороне, и ехать с самыми уважаемыми мужами и многочисленной дружиной, чтобы Ростовское княжество выглядело достойно.

Вместе с Юрием отправились в Вышгород тысяцкий Георгий Симонович, сын его Дмитр, боярин Василий, почтенный старец Жирослав Иванкович (давно смирился большой боярин с самовластием Юрия, верным слугой стал), воевода Пётр Тихмень, ростовский богатырь Стар.

Впервые Пётр Тихмень выступал не как воевода, а как советный муж князя. Над дружиной (поболе пяти сотен витязей в бронях!) начальствовал Иван Клыгин, что отстоял Кидекшу от булгарского наезда.